Приют для списанных пилотов
Авторы: Валерий Николаевич Хайрюзов
Жанр: Современная проза
Цикл: Библиотека современной прозы "Литературный пасьянс"
Формат: Полный
Всего в книге 160 страниц. Год издания книги - 2004.
Валерия Хайрюзова критики окрестили сибирским Сент-Экзюпери. Как гражданский летчик он летал над просторами Сибири, над Европой и Азией, как депутат «расстрелянного» Верховного Совета России 1990–1993 годов побывал в «коридорах власти», чудом оставшись в живых. Помимо произведений о любви, летном братстве, о простых и непростых людях, в книгу вошли повести и о тех трагических днях. Присущее летчикам «чувство экипажа», когда самолет — маленькая планета, а экипаж — ее правительство, отвечающее за жизнь своих пассажиров в прямом смысле головой, позволяет В. Н. Хайрюзову видеть и описывать людей, события и явления с особой, сущностной, стороны.
Читать онлайн Приют для списанных пилотов
Валерий Хайрюзов — писатель, летчик, сибиряк с характером — не обойден событиями, за что окрещен критиками сибирским Экзюпери. Как пилот гражданской авиации, он летал над просторами Европы и Азии, как депутат «расстрелянного» Верховного Совета побывал в «коридорах власти». На Аляске американцы, узнав, что их гость «господин сенатор» еще и летчик, предложили ему полетать на «Джет Стар», и он не посрамил русской летной славы — посадил незнакомый самолет, не расплескав вина в бокалах пассажиров; ему вручили почетный сертификат, разрешающий полеты в небе США. Все эти события, наряду с темами любви, верности, измены, отразились в повестях и рассказах, вошедших в настоящее издание.
В. Н. Хайрюзов — автор таких известных книг, как «Отцовский штурвал», «Почтовый круг», «Непредвиденная посадка», «Плачь, милая, плачь!..», «Сербская девойка», «Крест и звезда генерала Рохлина» и других, лауреат ряда литературных премий. Присущее летчикам «чувство экипажа», когда самолет — маленькая планета, а экипаж — ее правительство, отвечающее за жизнь пассажиров в буквальном смысле головой, позволяет Валерию Хайрюзову видеть людей и события с сущностной стороны и диктует лаконичный стиль его произведений.
ПОВЕСТИ
Приют для списанных пилотов
В начале сентября в транспортном авиаотряде произошло чрезвычайное происшествие. Иван Михайлович Бакшеев, нарушив инструкцию, сел на закрытый аэродром. А случилось это так: в конце дня поступило срочное задание вывезти в Тугелькан вахтовую бригаду. Бакшеев хотел вылетать, но неожиданно Тугелькан дал плохую погоду. Синоптики недоумевали. Развернув свои метеорологические карты, они говорили, что по всем данным в Тугелькане не должно быть низкой облачности. И тут-то Бакшеев вспомнил странную особенность: как только подойдут выходные дни, так Тугелькан начинает мудрить: то закроется по полосе, то вдруг даст плохую погоду.
«Выходные себе делают», — не раз мелькала у него догадка. Но как проверить?
Взяв с собой бригаду, Бакшеев вылетел с разведкой погоды.
Вышли на радиомаяк Тугелькана — видимость отличная, сверху все как на ладони: река, вдоль берега серая укатанная посадочная полоса, зеленый домик аэровокзала. Минут через десять после посадки примчался на мотоцикле начальник аэропорта Семен Кириллович Потапихин.
— Вы по какому такому праву сюда сели?! — еще не доезжая, закричал он. — Аэропорт официально закрыт, кто вам дал разрешение?!
— Я тебе сейчас покажу разрешение, — побелев, ответил Бакшеев. — Я тебя сейчас так отделаю, что у тебя даже в ливень ясно будет.
Потапихин бегом на вышку и дал радиограммы в два адреса: одну командиру отряда Ротову, другую в инспекцию, чтоб уж наверняка. Дошлый был начальник.
А тут еще беда: на взлете из-под переднего колеса выскочил камешек и попал прямо на винт, а от него в борт. Прилетел Бакшеев в Иркутск с дыркой в фюзеляже. Дырку залатали — минутное дело, а вот телеграммы никуда не денешь.
— Нет, вы нам скажите, когда прекратите ломать самолеты? — все более и более раздражаясь, спрашивал его на послеполетном разборе командир отряда Анатолий Алексеевич Ротов. — Я вас спрашиваю, когда?
Тихо в классе, все ждут, чем же закончится очередная стычка бывшего пилота-инструктора с командиром отряда.
Молчит Иван Михайлович. И не потому, что нечего ему сказать. В самый неподходящий момент к сердцу подкатила тупая боль. Краем уха он слушал Ротова и в то же время следил за шевелящимся внутри комком.
«Уволюсь, — мелькало у него в голове, — напишу рапорт и уйду в другой отряд. Хватит, надоело. Что это он со мной, как с пацаном. Для пользы дела надо было бы выставить сюда Потапихина».
— Анатолий Алексеевич, мне кажется, вы здесь несколько подсгустили краски, — растягивая слова, проговорил Бакшеев. — Самолетов я не ломал. А насчет самовольной посадки… Ну, сел. Должен же был кто-то его за руку схватить.
— Но не так, как это сделали вы!
— А как же? Подскажите! — совсем некстати улыбнулся Бакшеев. — В следующий раз я воспользуюсь вашим советом.
— Хорошо. Я поделюсь опытом, — в голосе Ротова вновь зазвенели металлические нотки. — Я отучу вас самовольничать. Пилотское на стол!
Бакшеев вдруг почувствовал, что не может вздохнуть полной грудью: боль, которая до сих пор дежурила около сердца, стала поперек вдоха. Он сделал попытку продохнуть ее, вытолкнуть боль из груди, да не тут-то было, она метнулась навстречу, и он едва не потерял сознание. Обливаясь липким потом, Бакшеев стоял, боясь пошевелиться, точно через соломинку посасывая воздух. Через несколько секунд боль начала подтаивать, он ощутил слабый ее отток, а следом, наполняя полузадохнувшиеся легкие живительной прохладой, пошел воздух. Бакшеев постоял еще немного, прислушиваясь к себе, затем глубоко, для контроля, вздохнул и, чувствуя, что самое страшное позади, улыбнувшись, сунул Ротову под нос кукиш.
— А вот это видел! — с ехидством сказал он. — Вас таких скорых до чужих свидетельств много, а оно у меня одно.
До сих пор Бакшеев сдерживал себя. Разнос шел хотя и обидный, но профессиональный, и он по привычке отбрехивался как мог, не переступал черты, полагая, что и Ротов, человек неглупый, не переступит ее. Так нет же, не хватило терпения.
