Литературный фельетон
Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына.
Гомер
Слышу божественный звук умолкнувшей эллинской речи.
Пушкин
Зять Аполлона Харон у Стругацких из философистов.
Краснобрыжий
Как мы его ждали! Как соскучились без него! Как часто сетовали на то, что наша критика суха, рассудочна, до приторности вежлива… Где острые перья, где задор и огонь? — спрашивали мы и не находили ответа.
Но теперь всё изменилось. Пришла весна, и об руку с нею вступил танцующей походкой в литературу Иван Краснобрыжий.
Неудивительно, что эта фамилия пока что говорит так мало. Перед нами юное дарование, ещё не оперившееся, но такое звонкоголосое…
Ведь если первое же произведение молодого автора глубоко поражает ум и сердце, если оно по-настоящему волнует, — разве это не вернейший залог блистательного будущего?
А фельетон Ивана Краснобрыжего «Двуликая книга» в мартовском номере «Журналиста» нельзя читать без слёз.
Вспоминается собственный робкий дебют, такой похожий на тысячи других… Как мешала нам всем эта ветхая традиция, эта въевшаяся с детства привычка уважать чужой труд, эта почтительная любовь к литературе…
И вот, наконец, приходит юноша и смело топчет ногами оковы надоевшего приличия, путы хорошего тона и синтаксиса, постылые авторитеты, — и горько становится на душе. Обидно: зачем же нам внушали так долго, что якобы нельзя промышлять писателей, как зайцев? О разных там капканах, стрельбе с автомобиля и других усовершенствованиях — молчок. Невозможно, дескать. А ведь вот — очень даже возможно, оказывается.
Нет, неправы скептики и пессимисты! Не перевелись ещё на Руси острые перья!
Досадно, что в журнале «Журналист» нет портрета Ивана Краснобрыжего. Так хотелось бы взглянуть в его невинное, талантливое лицо, мысленно восклицая: — Да где же вы раньше-то были, дорогой Иван? Где пропадали? Мы уж и заждались!
Но боюсь, что восхищение опять увлекло нас на ложный, привычный путь пустых похвал. А что Ивану Краснобрыжему наши похвалы? Теперь, когда его произведение стало литературным фактом, важно только одно: все должны понять, что писать по-прежнему больше нельзя.
Он не то чтобы открывал новые дороги — он делает больше: расчищает старые, довольно-таки запущенные, позаросшие всякой чепухой за сто с лишним лет. Как отважный путешественник на необитаемом острове, он углубляется в чащу, размахивая топором.
Последуем же за ним, поучимся у него древнему полузабытому искусству пасквиля, войдём — как говорили доселе, но уже не будут говорить впредь, — в его творческую лабораторию.
«Фантастика в наше время всё больше и больше завоёвывает сердца читателей. На этой ниве трудится много советских писателей».
Ведь простая мысль, а как изящно выражена! Заметили внутреннюю рифму? Обратили внимание на образ нивы? Какой недюжинной сметкой надо обладать, чтобы вот так, сразу, взять читателей за живое?
«Две фантастические повести „настрогали“ и братья Борис и Аркадий Стругацкие. И в обоих (как это смело — в обоих братьях! — С.Л.) — космические сюжеты. Одна называется „Стажёры“, другая — „Второе нашествие марсиан“ с пометкой „записки здравомыслящего“. Принесли (кто принёс, что принёс? — какой простор открывается читателю для самостоятельной работы! — С.Л.) в издательство ЦК ВЛКСМ „Молодая гвардия“. Там повести издали стотысячным тиражом».
Ну разве не чудесно? В одном этом абзаце больше отваги и раскованности, чем во всей современной литературе. Ну в самом деле, подумайте: разве часто щекочет наши ноздри столь изысканный каламбур: Стругацкие — «настрогали»? (И ведь что характерно, начинающий автор, без всякой профессиональной подготовки, Иван Краснобрыжий чутьём понимает, что такими блестящими находками нельзя сорить попусту: он проводит этот остроумный консонанс, тонко варьируя, через всё своё произведение. Вот черта истинно способного человека!)
А какое серьёзное, вот уж точно диалектическое представление об издательском деле: «принесли-издали»! А сколько глубокого смысла в незначительной на первый взгляд замене слова «подзаголовок» словом «пометка»! Разве всё это встречается каждый день? Но самое главное не в этом, и даже не в том, что приведенный абзац, несмотря на свой малый объём, вместил, кажется, всю информацию, которая содержится в статье Ивана Краснобрыжего.
Самое главное достоинство цитированных строк — в непринуждённой и непривычной для ушей рутинёров откровенности, с какой автор даёт понять читателям, что он прежде никогда не слыхал о братьях Стругацких и не читал ни одной их книги. Какими скупыми средствами достигается этот смелый эффект! Всего несколько слов: «Две фантастические повести „настрогали“ и братья…» — и становится совершенно ясно, что воображению автора рисуются не то что известные писатели, авторы многих книг, получивших (как и повести, о которых идёт речь) высокую оценку в советской печати и переведённых на различные языки мира, а просто какие-то ловкие аферисты, мелкие жулики, вроде детей лейтенанта Шмидта.
Так и представляешь себе Ивана Краснобрыжего (всё-таки очень жаль, что нет в «Журналисте» его портрета!) стоящим в недоумении перед прилавком. Так и видишь, как растерянно вертит он в руках эту «двуликую книгу», которую продавщица настойчиво пытается ему всучить. Что уж теперь, после статьи Ивана Краснобрыжего скрывать: всякое бывает и в книжной торговле…
