Гарри спустился по ступенькам и вошел в сад. Там гуляли больные. Ему сказали, что там же и его жена, Глория. Он увидел ее одну, за столом. Обойдя ее, он подошел незаметно, сбоку. Обогнул стол и сел напротив. Глория сидела очень прямо и была очень бледна. Она смотрела на него и не узнавала. Наконец узнала.
— Ты кондуктор? — спросила она.
— Какой кондуктор?
— Правдоподобный кондуктор?
— Нет.
Она была бледна, глаза ее были бледные. Бледно-голубые.
— Как ты себя чувствуешь, Глория?
Железный стол, выкрашенный белым. Он простоит века. Посередине — маленькая ваза с цветами, увядшие мертвые бутоны свисают с печально поникших стеблей.
— Ты блядун, Гарри. Ты блядей трахаешь.
— Это неправда, Глория.
— Они отсасывают тебе? А член-то тебе сосут?
— Я хотел приехать с твоей мамой, Глория, но у нее грипп.
— Вечно с этой старой крысой что-нибудь не так… Ты кондуктор?
Другие пациенты сидели за столиками, стояли под деревьями или лежали на полянке. Они молчали и не шевелились.
— Как тут кормят, Глория? Ты познакомилась с кем-нибудь?
— Отвратительно. Нет. Блядун.
— Хочешь что-нибудь почитать? Что тебе привезти?
Глория не ответила. Она подняла левую руку, посмотрела на нее, сжала кулак и сильно ударила себя прямо по носу. Гарри вскочил и схватил ее за руки.
— Глория, я умоляю!
Она заплакала:
— Почему ты не принес мне шоколад?
— Глория, ты говорила, что терпеть не можешь шоколад.
Слезы текли из нее ручьями.
— Я могу терпеть шоколад! Я люблю шоколад!
— Пожалуйста, не плачь, Глория. Я принесу тебе шоколад, и все, что ты хочешь. Послушай, я снял номер в мотеле в двух кварталах отсюда, просто чтобы быть рядом с тобой.
Ее бледные глаза широко раскрылись.
— Комната в мотеле? Да ты там с блядью какой-нибудь! Вы с ней смотрите порно, а на потолке — огромное зеркало.
— Два дня я буду рядом с тобой, Глория, — ласково сказал Гарри. — Я принесу все, что ты захочешь.
— Ну так принеси мне любовь, — закричала она. — Какого же черта ты не принесешь мне любовь?
Больные обернулись.
— Глория, поверь мне, никто так не любит тебя, как я.
— Ты хочешь принести мне шоколад? Ну так намажь им свою задницу!
Гарри достал из бумажника карточку. Карточку отеля.
— Вот, возьми, пока не забыл. Тут разрешают звонить? Позвони мне, если тебе чего-нибудь захочется.
Глория промолчала. Она взяла карту и свернула ее в несколько раз. Потом наклонилась, сняла туфлю, положила в нее карту и надела обратно.
Гарри увидел, что к ним приближается доктор Дженсен. Доктор Дженсен улыбался и бормотал: «Так, так, так…»
— Здравствуйте, доктор Дженсен, — тихо проговорила Глория.
— Можно мне присесть? — спросил доктор.
— Да, конечно, — сказала Глория.
Доктор был массивен. Полон тяжести, ответственности и авторитета. Его брови казалась густыми и тяжелыми. Они и были густыми и тяжелыми. Будто хотели соскользнуть в мокрый круглый рот и там изчезнуть, но положение не позволяло.
Доктор посмотрел на Глорию. Доктор посмотрел на Гарри. «Так, так, так, — сказал он. — Я доволен — наши дела идут очень хорошо…»
— Да, да, доктор Дженсен, я только что рассказывала Гарри, что у меня появилась уверенность в себе, и что мне очень помогли ваши советы и занятия в группе. Почти прошла моя необоснованная злоба, беспричинная меланхолия и пагубная жалость к себе самой.
Глория сидела, сложив руки на коленях и улыбалась.
Доктор улыбнулся Гарри:
— Глория удивительно быстро поправляется.
— Да, — сказал Гарри. — Я заметил.
— Я думаю, что еще совсем немного, и Глория сможет вернуться домой, Гарри.
— Доктор, — спросила Глория. — Можно сигарету?
— Да, конечно, — сказал доктор, вытащил пачку каких-то экзотических сигарет и протянул Глории. Глория взяла сигарету, доктор достал позолоченную зажигалку и извлек из нее пламя. Глория затянулась, выпустила дым.
— У вас красивые руки, доктор Дженсен, — сказала она.
— Ну, спасибо, дорогая моя.
— И доброта, что спасает, доброта, что исцеляет.
— Стараемся как можем, в наши-то годы… — кротко сказал доктор Дженсен. — А теперь, если не возражаете, я поговорю с другими пациентами.
Он резво поднялся со стула и направился к столу, где еще одна женщина навещала еще одного мужчину.
Глория уставилась на Гарри:
— Жирный мудак! Жрет дерьмо медсестер на завтрак.
— Глория, было очень приятно повидать тебя, но я утомился в дороге и хочу отдохнуть. По-моему, доктор прав. Я заметил некоторое улучшение.
Она захохотала, но смех ее был вовсе не безмятежный, а какой-то наигранный. Будто выученная роль.
— Никакого улучшения нет, наоборот, произошло ухудшение.
— Это не так, Глория.
— Я́ тут пациент, а не ты, Рыбья Башка. Я лучше всех ставлю диагноз.
— Что значит «Рыбья Башка»?
— Тебе никто не говорил, что твоя башка похожа на рыбью?
— Нет.
— Когда будешь бриться, посмотри повнимательнее. И смотри не отрежь себе жабры.
— Ну все, я ухожу… но завтра я опять приду к тебе.
— В следующий раз приведи кондуктора.
— Может тебе все-таки принести чего-нибудь?
— Ты идешь в свой номер, чтобы трахнуть там какую-нибудь блядь!
— Может быть, тебе принести номер «Нью-Йорк»? Ты же любишь «Нью-Йорк»…
— Затолкай «Нью-Йорк» себе в задницу, Рыбья Башка. И «Тайм» вместе с ним!
Гарри потянулся к ней и сжал руку, которой она била себя по носу:
