Полемические заметки о российской фантастике на грани веков
Роман Эмильевич Арбитман — известный российский критик, исследователь жанра фантастики, специалист по «массовой литературе», автор «Урала» с конца 80-х годов. Печатается в журналах «Знамя», «Волга», газетах «Сегодня», «Независимая газета», «Литературная газета».
Живет в Саратове.
Имя «Золушка» советской фантастике впервые приклеил автор «Головы профессора Доуэля» Александр Беляев. Слово было сказано более шести десятилетий тому назад, в ходе дискуссии, устроенной «Литгазетой», однако быстро прижилось, поскольку оказалось точным, — на все последующие десятилетия. В одно емкое понятие «Золушка» вместилось и униженное состояние всей этой отрасли литературы (третируемой мачехой-критикой), и ее протеизм (от кухонной замарашки до принцессы), и ее грядущие возможности (включая брак с принцем-успехом), и даже печальную ее зависимость от хода часовой стрелки (отмеряющей срок, после которого золотая карета всеобщего признания опять превратится в тыкву). Одно время роль Золушки была у нас просто уникальна. То, за что ее толстым старшим сестрам давно поотрывали бы головы, ей самой сходило с рук — благо власти предержащие не больно интересовались трудами какой-то замарашки из литературно-кухонной резервации. С середины 60-х и вплоть до начала 90-х научная фантастика в СССР переживала настоящую пору расцвета, став по необходимости «нашим все»: утопия, антиутопия, социальная сатира, роман-предупреждение, боевик, не ангажированная публицистика, философский трактат на неканоническую тему — все жанры (в том числе и скучные) могли спокойно прятаться под сенью дружных букв «НФ»; впрочем, термин «научная» в этой связке воспринимался как необходимое прикрытие. Закономерно, что популярность НФ была несопоставима с популярностью, например, детектива. Если милицейское чтиво считалось лишь жвачкой для мозгов, то НФ притягивала и самую продвинутую часть массовой аудитории. Однако ничто не вечно. Поиски скрытых смыслов и карманных фиг закончились одновременно с СССР. Праздник свободы знаменовал конец НФ — в ее привычном воплощении. Запретные жанры покинули свое политическое убежище и, поблагодарив хозяйку, начали самостоятельную жизнь. Что же теперь осталось собственно фантастике как ветви литературы? Упрямо не замечать перемен? Кардинально измениться? Дать себе засохнуть? Прикрыться глянцевой обложкой и лечь на полку рядом с детективом? На эти вопросы всяк теперь отвечает по-разному.
«Тот ураган прошел. Нас мало уцелело…» К концу столетия из патриархов жанра мало кто остался в строю. Великое братство Стругацких иссякло со смертью старшего брата. Тандем Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова распался с уходом Лукодьянова. Еремей Парнов, еще раньше оставшийся без Михаила Емцева, ушел в детектив. Похоронив отца-соавтора, Сергей Абрамов выпустил еще несколько весьма проходных повестей, а затем вообще оставил НФ. Кончина Генриха Альтова вынудила умолкнуть и Валентину Журавлеву. Из многих и многих, кто дебютировал в 60-е и активно действовал в 70—80-е, на плаву, по сути, теперь осталось только трое — Евгений Гуляковский, Ольга Ларионова и Кир Булычев. Никто из них не изменил подходов к жанру-кормильцу. Каждый лишь зафиксировал привычное status quo и черпает из себя, прежних…
Пример Евгения Гуляковского свидетельствует об одном: для того, чтобы стать живым классиком, вовсе не обязательно быть им на самом деле — достаточно раньше времени не отбросить коньки и переползти из одной эпохи в другую с целым чемоданом регалий, в ценности которых новое поколение доверчивых читателей разбираться не станет. Большинство из тиражируемых сегодня авторов-фантастов вылупились два-три года назад, поэтому у действующих писателей «с прошлым» репутация мэтров; совсем не издавать таких вроде грешно — традиция, мол. Между тем Е. Гуляковский, которому сегодня присвоен гордый статус звезды, два десятилетия назад пользовался популярностью разве что среди учащихся ПТУ (и редакторов серии «Библиотека советской фантастики»). Впрочем, выпущенный сравнительно недавно роман «Чужие пространства» создан уже в новейшие времена и потому рассчитан на более широкую аудиторию: кроме любителей НФ он адресован еще и поклонникам жанра шпионского детектива. Вместо того, чтобы написать стандартную «космическую оперу», автор вызвал из бездны дух майора Пронина — знаменитого чекиста-опера. Роль шпионов досталась инопланетянам. Оставив за кадром объяснение причин иррациональной несовместимости звездной расы хитиново-чешуйчатых уродцев с видом homo sapiens, писатель вынудил инопланетян устраивать землянам разнообразные гадости (похищения людей, перевербовка, порча погоды и т. д.). Ожесточение пришельцев при желании можно понять. В отличие от положительных землян, награжденных автором сплошь приличными, хоть и несколько однообразными, фамилиями (Райков, Гравов, Ридов, Кленов, Картов), инопланетяне удостоились от автора даже не фамилий, а каких-то безумных кличек (Гагаяг, Велаяг, Аратупет). Естественно, они затаили обиду. Когда не удалось устранить земного начальника Райкова (ему опрыскали ядом кустики на даче), монстры взялись за Гравова. Но и тут всякие попытки перевербовать бравого юношу — и тем самым испортить нам игру — потерпели фиаско. Парню поменяли имя и профессию, зашвырнули в чужую звездную систему, дважды превращали в каких-то мерзких тварей, знакомили с женщиной-вампиром, гипнотизировали, облучали, просто били по физиономии тяжелыми предметами — и все впустую. Мужественный юноша не выдал инопланетным извергам нашей военной тайны. Быть может, потому, что ее не знал? Но это — уже детали…
