То, что каждый раз приходит сон, чтобы продублировать очередной эпизод их общения, к этому Иля уже привыкла. Наверное, думала, тыкая в кнопку чайника, не приснись мне это сказочное отражение-искажение, буду в раздражении и даже печали. Но всякий раз, просыпаясь, искренне удивлялась событиям, которые выстроились в ее спящей голове, связывая, соединяя, дергая так сладко и нервно.
Никогда не имела привычки себе врать. И, была бы влюблена, или хотя бы хотела, или — использовала в тайных мечтаниях, укладываясь спать, удобнее взбивая подушку и суя под нее — теплую — сжатую в кулак руку, то, конечно, так бы себе и сказала. Тем более, что тут такого-то, ведь не летит за полтыщи километров, нагрянуть, увести из семьи, забрать-похитить. И даже не ждет — быть похищенной, то есть, оторванной от своих семейных связей, что сперва утоньшались, теряя ненужные, но оставшиеся с каждым следующим годом вдруг становились крепче, основательней.
Да и не девчонка давно, подсказала ей голова, просыпаясь в реальность, но Иля ею же и мотнула: какая разница, сколько лет. Мои мысли — мое дело. Что-то же должно в человек принадлежать только ему! Если с домом-крепостью не очень получается, и если не всегда есть возможность заниматься, чем хочется. То уж думать, мечтать, воображать нечто, чего в реальности никогда не произойдет, а в голове — да пожалуйста, этого никто не запретит. Во всяком случае, успокоилась Иля, унося чашку с горячим кофе в комнату, пока я в своем уме и не сдана в некий бедлам, где бедную мою голову могут подвергнуть некоей лоботомии.
И все-таки, почему? Почему именно он, в которого никогда не была влюблена, а вовсе наоборот, имела отношения с его лучшим другом, потом от них спаслась с великим трудом и до сих пор этому рада. И все встречи происходили семейно. Иля, на тот момент с горячо возлюбленным, кроме которого и не видела никого. И Димка с женой, а в другой комнате — прекрасная, как угловато-изящная антилопа, дочка-подросток, а позже — на руках самого Димки — младенец сын в подгузнике, со свисающими трогательно-розовыми толстыми ножками.
Смех, разговоры, рука Наташи, мимоходом по его густым темным волосам. Рука Или, намертво сцепленная с рукой Валентина, который витийствует, в такт словам сжимая и ослабляя хватку.
После не виделись уже. Так… — прикинула Иля, усаживаясь на диван и укладывая на цветную подушку босые ноги, — получается, лет пять только редкие звонки, поздравить друг друга с днем рождения, или порешать общие сетевые дела, а кроме этого что? Лайки в сетях. Даже писем и комментариев друг другу никогда не писали!
Уйдя от Валентина Иля сама намеренно несколько отдалилась от общих семейных друзей. Потому что не девочка в первый раз в разводе, понимала и помнила, мирные приятные жены общих друзей настораживаются, если бывшая некогда при мужчине, продолжит общаться сама. А ей очень хотелось сберечь именно эту дружбу, Димку она ценила, относя к самому близкому кругу. И Наташе была безмерно благодарна за то, что та никогда, ни словом, ни взглядом, ни намеком не показала, что вдруг насторожилась. Хотя могла бы, понимала сейчас Иля, вспоминая события пятилетней давности. Если даже сейчас встречные дядьки об нее глазами спотыкаются. Нет. Никогда-никогда, пусть кто угодно, но только не она сама, так решила тогда насчет себя, Димки и Наташи, и на том прекрасно успокоилась. Тем более, и решать было несложно, он ведь никогда по-настоящему, всерьез не взволновал ее. И не потому что нечем было, о, нет, как раз и во всем Димка был и оставался торжествующе прекрасным. А еще веселым, смешным, и просто — хорошим. А еще, напомнила себе, прихлебывая кофе и слушая, как в коридоре носятся коты, — на десять лет младше, и вечно окружен поклонницами, его литературного таланта почитательницами.
Собственный возраст Илю не смущал, и романы у нее случались с мужчинами младше на столько лет, что и говорить о том неловко, но о том, что есть мужчины, предпочитающие женщин сильно моложе себя, она знала, вот только не знала, каких предпочитает сам Димка. Тот же дружеский кодекс запрещал ей интересоваться этим. Ведь он женат, а прочее — оно полностью его личное дело, так же, как мысли Или — ее личное дело.
— Но все-таки? — удивилась она снова, на этот раз вслух, адресуя вопрос тихой комнате, где наконец, почти все стало так, как ей нравится. От светлой мебели до выстроенных на верхних полках старых бутылок и пузырьков с радужной от времени патиной на тусклом стекле.
— Почему он? И значит ли это хоть что-то?
Обычный веселый разговор по телефону с обязательными приветами и поцелуями семье во сне превращался в странное путешествие только вдвоем. Очень яркие путешествия, полные тающей нежности. Прозрачное море под скалами, тень на каменной мокрой плите, Иля смеется, неловко натягивая маску для ныряния, а Димка стоит за ее спиной и вдруг его руки на волосах, бережно поправляют пряди, вытаскивая их из-под тугой резинки, касаются горящего уха. И она умолкает, чтоб лучше слышать его дыхание. А еще — чувствует тепло, он стоит совсем близко, касается ее лопаток грудью. В том сне было закатное солнце на каменных закраинах, вечерний блеск темной воды, белые щепочки чаек, с крыльями, подсвеченными низким солнцем.