Превращение

Превращение

Авторы:

Жанр: Русская классическая проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 4 страницы. Год издания книги - 2009.

Впервые — Воля России. 1928. № 10/11. Печатается по этой публикации.

Читать онлайн Превращение


Превращение

О Mort, vieux capitaine, il est temps! levons l'ancre!

Ce pays nous ennuie, o Mort! Appareillons!

Ch. Baudelaire. «Voyage»[1][2]

Я блуждал — как всегда — в необъятном хаосе самых отдаленных представлений. И как бродяга, который уходит из своего города, видит сначала знакомые окраины и родные места и вступает лишь потом в неизвестные ему земли — и холод неведомого входит в его грудь; он идет и все оборачивается, прихрамывая, — как бродяга, я тоже начинал мои путешествия от привычных снов и привычных мыслей. Мне снился звенящий звук, точно если бы кто-нибудь ударял железной палочкой по тонкому медному диску; затем этот звук сменялся легким треском; я видел голого человека, вращающегося на ровном бронзовом круге; он долго мелькал передо мной, потом исчезал, и тогда из соседней комнаты доносился бой часов, игравших очень старую мелодию; удары часов пели, как колокол в густых облаках; они воскрешали вдруг длинный ряд хрупких картин, которые рассыпались, едва только я поднимал голову с подушки или протягивал руку к ночному столику. В течение долгих лет часы играли один и тот же мотив, прозрачный и задумчивый, рожденный веком сентиментализма[3]; они силились убедить меня, что под их мелодию прошло много жизней и что она звучит, как всегда, — и ничто никогда не меняется; и они провожали мои дни неподвижными стеклянными глазами.

Помнится, в плохоньком меблированном доме большого южного города России жили две дамы в одинаковых комнатах, одна над другой. Дама, жившая наверху, умирала от страшной болезни: «лимфатические сосуды» — говорили мне, и мне казалось, что в теле этой бледной и толстой женщины стоят десятками маленькие стаканчики с белой жидкостью, — и вот жидкость темнеет, окрашиваясь в кровавый цвет, и дама поэтому умирает. Внизу же другая дама целыми днями играла на пианино; и в вечер смерти «лимфатической больной» оттуда все слышалась элегия Массне[4]; а наверху, на столе, лежал раздувшийся труп, и белый холст завешивал зеркала; я вспомнил эту историю однажды и ресторане, когда граммофон заиграл такой знакомый мотив; я надолго задумался; пластинка давно перестала вертеться, а я не начинал есть; белый пар взвивался над супом, и волны холста струились по зеркалам.

Каждый вечер я засыпал, обессиленный океаном звуков, проходивших в моем мозгу. Гигантский и шумный мир вмещался в меня; он начинался гудением шмеля, сквозь которое бормотал чей-то голос: «Ниже, ниже… Спустись ниже; покинь отвлеченности, и тогда ты все поймешь. Ниже, ниже…» Голос обрывался, умолкал шмель; тогда начинали стрекотать кузнечики; потом гремели оркестры полков, от которых теперь ничего не осталось; и мертвые музыканты шагали сквозь мою комнату, привычно надувая щеки, за ними шли другие; сотни мотивов то приближались, то удалялись, и я тщетно старался увидеть того, кто посылал ко мне шмелей, кузнечиков и мертвых музыкантов, кто бормотал мне «ниже»; но все было пусто, только голый человек на бронзовом круге продолжал безмолвно и бешено вертеться. И вдруг все утихало.

Такое напряженное состояние становилось невыносимым; и желтыми днями, закурив папиросу и морщась от дыма, я писал мемуары мистера Томсона, британского гражданина, проведшего всю жизнь в спокойствии и благодушии маленького городка Англии, чинно праздновавшего воскресенья. Я писал его мемуары и завидовал его несокрушимой уверенности в своем праве пить традиционный эль, курить добрую старую трубку и никогда не стремиться жить иначе. Я особенно завидовал ему, когда он возвращался вечером домой и его жена, уважаемая мадам Томсон, которую так называли потому, что один из ее родственников ездил однажды в молодости во Францию, — когда мадам Томсон говорила ему:

— Джон, обед на столе.

И в ее голосе слышалось все: и возраст, и обеспеченность, и честность, и уют домика, в котором она поселилась двадцать лет тому назад, выйдя замуж за мистера Томсона, — одним словом, все, из чего состояла мадам Томсон.

— Джон, обед на столе.

И мистер Томсон неторопливо поднимался со своего кресла и шел обедать, а потом опять садился на прежнее место: трубка выпадала из его рта, и газета с шуршанием сползала на пол. — Вы опять заснули, Джон? — Нет, я не сплю. — И мистер Томсон нагибался, чтобы поднять газету.

Я писал мемуары и завидовал мистеру Томсону; я старался жить так же, как он, но мне не хватало Англии, мадам Томсон, трубки и собственной квартиры; кроме того, мой душевный покой был многократно нарушен и не восстанавливался. В довершение всего мне досаждал мой сосед.

Я его никогда не видел: он жил отшельником. Я знал только, что никто не приходил к нему, что он был беден и очень немолод. Все эти сведения мне сообщила горничная, хотя я ее ни о чем не спрашивал; она была одержима неизлечимой страстью к разговорам: я понял происхождение этой болезни, когда узнал, что в молодости она собиралась идти на сцену и даже дебютировала в одном театре; я не узнал, однако, как она попала из актрис в горничные, — потому что это была единственная тема, на которую она не распространялась. Впрочем, ее друг, приходивший два раза в неделю, производил впечатление вполне приличного человека: сиротливая лысина его скрывалась под котелком, длинное лицо выглядывало из бакенбард, и подбородок опускался на белую рубашку с безмолвным достоинством; кланялся он очень низко и часто произносил неопределенные междометия, смеясь при этом благородно и почтительно, — и мне было трудно определить — лакей он или актер. Впоследствии оказалось, что он агент по привлечению клиентов в игорный дом средней руки.


С этой книгой читают
Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.



Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.


Месть

Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.


Жену купил

«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».


Медвежьи невесты

Продолжение романов «Дар кариатид» и «Берлинский этап».О Сибири, Урале, медведях, тайге. Реальная история, овеянная легендами о духе барина, который якобы бродит по тайге в образе чёрной собаки. А медвежьими невестами называют специально обученных девушек, которые ходят на медведя без ружья. С одной из них и свела судьба главную героиню.


Если вы не бессмертны

Может ли человек обрести бессмертие? Разве не об этом мечтают люди на протяжении многих веков и тысячелетий?.. Парапсихолог Сергей Аникшин уверяет, что это вполне реально. Человек может всё — справиться с любыми болезнями, стать неуязвимым для любых ядов или даже обрести бессмертие! Ему так хочется поверить, но почему же сам экстрасенс гибнет от укуса змеи? За расследование берётся молодая журналистка. Где кроется загадка? В прошлом самого Сергея или в его окружении, где было много людей с необычными способностями? Всё встанет на свои места, если главная героиня сможет найти таинственную змею, — причину смерти экстрасенса.(«Люблю читать», январь, 2013).


Тени
Автор: Дж. Р. Уорд

Трэза «Латимера» на самом деле не существует. И не только потому, что личность была создана для ведения дел на криминальной стороне человеческого мира.Проданный ребёнком своими родителями Королеве с'Хисбе, Трэз бежал с Территории и годами скрывался Колдвелле, штат Нью-Йорк, пытаясь избежать судьбы покорного секс-раба… и зарабатывая на жизнь сутенерством и насилием. Ему не на кого положиться… кроме айЭма, его брата.Главная задача айЭма — уберечь своего брата от саморазрушения, и он терпит крах в своей миссии.


Поцелуй Крови
Автор: Дж. Р. Уорд

Пэрадайз, кровная дочь Первого Советника короля, готова вырваться на свободу от строгой жизни женщин аристократии. Её стратегией является присоединиться к программе учебного центра Братства Чёрного Кинжала и научиться бороться за себя, думать за себя…быть собой. Это хороший план до тех пор, пока всё пошло не так, как надо… Обучение неизмеримо сложнее, другие новобранцы ощущают себя больше врагами, нежели союзниками и скоро становится очевидным, что у ответственного за них Брата, Бутча О'Нила, есть серьёзные проблемы в его жизни.Это всё происходит до того, прежде чем она влюбляется в своего одноклассника.


Другие книги автора
Ночные дороги

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вечер у Клэр

"Вечер у Клэр" - воспоминания русского эмигранта о детстве и отрочестве, гражданской войне и российской смуте, в которые он оказался втянут, будучи шестнадцатилетним подростком, и о его искренней и нежной любви к француженке Клэр, любовь к которой он пронес через всю свою жизнь.


Рассказы о свободном времени

Впервые — Воля России. 1927. № 8/9. Печатается по этой публикации.


Водяная тюрьма

Этот рассказ Газданова вызвал наибольшее число откликов при публикации. Рецензируя первый номер журнала «Числа», Ходасевич отмечает, что Газданов «изобретательнее, живописнее Фельзена, в нем больше блеска». Савельев признает рассказ «самым талантливым» во всем журнале, но, вместе с тем, высказывает пожелание, чтобы Газданов начал писать «без Пруста». Атмосфера изолированности человека в мире реализуется в образной ткани повествования, в изображении персонажей, между которыми, несмотря на их усилия, отсутствуют живые человеческие связи.