Правила игры без правил

В чем суть нынешней нынешней ситуации? Суть ее заключается в том, что завершился романтический деструктивный этап развития российской фантастики. Исчезла политическая цензура, развален монополизм единственного издательства, доминировавшего в жанре фантастической литературы, каждый волен сейчас писать, а главное — издавать все, что хочет. Короче говоря, исчез старый мир — это понимают все — но, мне кажется, многие не конца понимают, что уже начался совершенно новый этап, этап конструктивного реализма, что как раз сейчас возникает новый мир фантастики, создаваемый отнюдь не государством и партией, и даже не Союзом писателей, а создаваемый нами самими — мир, в котором мы будет жить теперь много лет — и от того, какие принципы лягут в основу этого мира, какие правила и законы будут там приняты, вероятно, зависит не только будущее фантастики, но во многом и творческая судьба каждого автора. Вот об этом я и хотел бы сегодня поговорить.

Только что закончилось длившееся почти тридцать лет противостояние художественной фантастики с издательством «Молодая гвардия», выражавшим в литературе идеологию серости и непрофессионализма. Это противостояние завершилось полной победой фантастики: непонятно даже, куда делись все эти люди, которые еще недавно учили нас, как надо жить и писать. Демократическая фантастика победила, однако, опыт данной войны безусловно полезен в том нынешнем противостоянии, что уже зарождается в недрах новой российской фантастики.

Можно выделить три главных момента Великого противостояния:

Со стороны «Молодой гвардии» это была война на уничтожение: в идеале демократической фантастики не должно было существовать вообще, потому что при литературном сравнении с нею молодогвардейские опусы неизменно проигрывали. Со стороны же фантастики это была битва за выживание: авторы новой фантастики вовсе не стремились к уничтожению серости как таковой: они просто хотели получить равные издательские возможности — вы издавайте свое, мы — свое, а там посмотрим.

Это различие целей принципиально.

Необходимо учитывать, что демократическая фантастика терпела в этой войне одно поражение за другим. И причем не только от испытанных молодогвардейских функционеров, за которыми действительно стояли партия и государство, но и даже от так называемого ВТО, появившегося уже в период гласности и демократии. ВТО разгромило нас по всем статьям: они раньше, чем мы, нашли издательские возможности, они раньше достали денег и развернули массовое издание книг, они первыми вне рамок Союза начали проводить семинары и вручать литературные премии тем, кто соглашался эти премии получать. И к тому же они привлекли такое количество пишущих авторов, о котором демократическая фантастика могла только мечтать. Казалось, что эта армада непобедима. Казалось, что фанфары ВТО будут греметь вечно. И тем не менее, проиграв все сражения, демократическая фантастика выиграла саму битву — выжив и отодвинув молодогвардейские опусы в забытье: за какой-то ничтожный срок ВТО исчезло, как наваждение — рассеялось в литературном пространстве, и, оглядываясь сейчас назад, даже трудно понять, как, собственно, это произошло.

А все было достаточно просто. Основным залогом победы новой фантастики послужила ее принадлежность к подлинной художественной литературе. «Молодая гвардия» с ВТО не могли ничего предложить, первоклассных авторов у них не было, пара-тройка приличных имен не могла ничего изменить, они сами начали угасать в море серости, изумляющее количество в качество не перешло, и когда накатилось цунами англоязычной фантастики, то смело оно прежде всего не нас, оно смело ВТО и смело так надежно, что ни о каком возрождении этих структур уже говорить не приходится. Это — третий и, видимо, главный момент Великого противостояния: побеждает литература — пусть не сразу, но зато неизбежно, всегда, и из этого принципиального вывода, вероятно, следует исходить в нынешней непростой ситуации.

Война — это нормальное состояние литературы. Основной источник ее — противостояние вкусов: низкий вкус (посредственная литература) и высокий вкус (литература художественная). Так всегда было и так будет тоже всегда. Непрерывным поводом для войны, вероятно, послужит стремление высокого вкуса отмежеваться от литературы посредственной, с одной стороны, и стремление низкого вкуса занять место литературы художественной — с другой.

Речь, по сути, идет о выживании нынешних российских фантастов. Стало совершенно понятным, что конкурировать с англоязычной фантастикой мы просто не в состоянии. Мы базируемся на разных литературных основах. Для того, чтобы конкурировать с массовой фантастикой США, надо выбабахивать по три четырехсотстраничных романа в год. С помощью компьютера или там другими способами — неважно. Важно то, что ни один российский фантаст сейчас этого не осилит. Мы по-другому устроены. И к тому же здесь требуется не просто выбабахивать эти романы, в первую очередь требуется, чтобы романы эти были доступны практически всем. То есть, говоря простым языком, требуется отказаться от содержания. Что, по-видимому, невозможно для автора, выросшего на российской культуре. Поэт в России всегда был более, чем поэт, таковое ощущение избранности сохраняется и поныне, и если уж ты берешь в руки перо, то, наверное, не за тем, чтобы написать, например, «К западу от Эдема». Никому из нынешних российских фантастов и в голову не придет писать аналогичный роман. Потому что о чем тут писать? Потому что в тематике Гаррисона нет повода для художественного высказывания. Никому и в голову не придет писать «Мир реки» или, скажем, «Левую руку тьмы», почему-то являющуюся, по крайней мере, в фантастике, знаменитым произведением. Это, значит, про то, как некий инопланетянин попеременно является то мужчиной, то женщиной. Яркое художественное открытие. Я не знаю, сколько Урсула Ле Гуин писала этот роман. Предположим, три месяца, вряд ли больше. Но неужели ей не жалко было трех месяцев жизни? Это целых три месяца на подобную дребедень. В общем, для российского автора это исключено. Даже если кто-то из нас и захочет создать аналогичный роман, у него все равно ничего не получится. Существует иллюзия, будто бы написать плохую книгу легко, будто бы масскультовое произведение требует значительно меньших усилий. Дескать, я такое левой ногой напишу. Так вот это именно убаюкивающая иллюзия. Проходной роман вовсе не требует меньших усилий, он требует другого автора. Чтобы написать аналогичный роман, надо попросту стать другим человеком — с совершенно иным ощущением современного мира и с принципиально иным подходом к художественной литературе. Нужно быть слегка художественно недоразвитым. Нужно растянуть период литературной незрелости. А мы это уже проехали. Мы ушли дальше, и я просто не верю, что кому-то из нас удастся вернуться. И поэтому прав был Борис Стругацкий, который, выступая по Петербургскому радио, четко сказал, что нам не следует конкурировать с англоязычной фантастикой, здесь мы уже проиграли, нам не следует учиться играть в бейсбол, которого мы не знаем, играть надо в свою игру — там, где мы хоть что-то умеем, — и поэтому конкурировать надо не с Гаррисоном и Кларком, конкурировать надо с Маркесом и с Булгаковым, только здесь, вероятно, можно иметь какие-то вещественные результаты.