Костя возвращался из школы. Когда он подходил к дому, из садика, где возле кучи песка играли малыши, выскочил мальчишка, похожий на пингвина, и сказал хриплым пингвиньим голосом:
— Если я тебе что-то скажу, ты мне пришлешь акулу из Тихого океана?
— Акулу?!
Костя рассматривал румяную физиономию Вовки Блохина, соображая, что за тайну хочет сообщить ему этот хитрый мальчишка.
— Ну, хоть небольшую... в банке. Ну, пожалуйста!
— Сначала скажи.
— Нет, ты поклянись, что пришлешь.
— В банках посылки не принимают.
— А ты ее засуши и пошли бандеролью, как тетя Катя нам прислала валенки для Гошки.
— Хорошо. Нам что, письмо пришло?
— Нет! Что ты, — на лице у Вовки отразился испуг. — Письма не было... Ну, ты пришлешь? Ну, хоть моржиный клык из слоновой кости или осьминога!
— Что же тогда случилось? Может быть...
— Нет, нет! Ты сам не догадаешься! Дай честное пионерское, тогда сразу узнаешь.
— Ну, хорошо — честное!
— Телеграмма! — выпалил Вовка и облегченно вздохнул, показывая, каких трудов ему стоило так долго хранить это важное сообщение.
Костя припустился к палисаднику, за которым белел небольшой домик. Не раздеваясь, он вбежал в столовую и, как только взглянул на счастливое и в то же время озабоченное лицо мамы, на раскрытые чемоданы, на вещи, лежащие на столе и стульях, сразу понял, откуда и о чем была телеграмма.
— Едем к папе?
— Нет, летим. Раздевайся, поешь и помоги мне укладываться.
— Летим? Когда? На каком самолете?
— Завтра рано утром. На «ТУ-104». Я уже билеты заказала и была у твоего директора в школе.
Костя несколько раз перечитал телеграмму, чувствуя, как она все дальше и дальше уносит его от друзей, от школы, от всего, чего прежде он не замечал и что вдруг стало таким дорогим, близким. У Кости тоскливо заныло в груди, защипало глаза. Мать участливо наблюдала за сыном.
— Ты поешь и сходи к товарищам, — сказала она.
— А собираться?
— Когда придешь... Время еще есть.
Костя с благодарностью посмотрел на мать и подумал: «Как это она всегда все угадывает?»
После обеда Костя зашел проститься на квартиру к учителю, забежал в школу. Там он постоял возле раздевалки и убежал, чувствуя, что расплачется, если останется еще хоть на минуту. Зашел к Пете Соловьеву, с которым просидел за одной партой четыре года. Петя отнесся к отъезду друга, как к событию чрезвычайной важности. Он и завидовал Косте и радовался за него.
— Будет время — пиши, — сказал он, крепко пожал руку и проводил до самого дома.
Ночью Костя часто просыпался, прислушивался к шуму моря, с тревогой глядел на будильник с зелеными светящимися цифрами и снова засыпал.
Наконец кончилась эта необыкновенно длинная ночь. Мать спрятала будильник в чемодан, когда на его стрелках не было еще шести часов. С улицы послышались гудки автомобиля. Квартира наполнилась соседями. Среди них появилась и заспанная рожица Вовки Блохина.
— Присядем по русскому обычаю, — сказала старушка соседка, и все присели, кто на чемодан, кто на подоконник, а Вовка Блохин сел на пол: мебель вечером увезли в комиссионный магазин.
В столовой стало тихо и тоскливо. Но вот все встали, начали прощаться и давать советы, как вести себя в воздухе.
— Тоже мне советчики! — сказал потихоньку Вовка Косте. — Никто из них ни разу не летал на самолете...
Вовка взял Костю за руку и так шел с ним до самой машины, с надеждой и отчаянием думая, что может случиться, как в сказке, и он тоже полетит на самолете. Но, поняв, что на этот раз чудо не случится, Вовка сказал басом, еле сдерживая слезы:
— Ну, ты не забудь уговор. Слово дал!
— Что-нибудь обязательно пришлю, — пообещал Костя, садясь рядом с шофером.
...В самолете было так же, как в большом автобусе. Только еще удобней. Косте показалось невероятным, что это похожее на автобус сооружение поднимется в воздух вместе с ним и мамой. Он невольно подумал: «Вдруг упадет?» — и почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Но он пересилил страх и храбро посмотрел на мать.
Пассажиры садились в большие мягкие кресла.
— Вот наши места. Садись, — сказала мама.
Костя сел к окну. Впереди уже сидел толстяк с черными усами. Рядом с ним опустилась молодая красивая женщина в соломенной шляпке.