Валентин Холмогоров
Повесть о граде Лиходейске
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
об граде Лиходейске, губернаторе егойном, Яшке - прохвосте, попе Онуфрии и иных жителях достойных места сего сказывающая.
В славном городе Лиходейске, что стоит на реке Беглянке, живал губернатором Сотрап Емельяныч Подштанник. Справедливости ради сказать надобно, что допрежь оный властительный господин назывался по-заморскому мэром, но с недавних времен повелел он губернатором себя именовать, дабы горожане непросвященные с мерином его высокородие не путали. И был приказчиком при нем Яшка, Скородумов сын, каналья на слово острый, до распутства охочий, но на какое иное дело жуть как неповоротливый. Оттого и слава на всю губернию об нем дурная пошла, что он плут и мошенник. А уж о самом-то губернаторе и без славы
всяческой каждый бродяга доподлинно знал, что дурак он есть не по призванию, а по рождению. Хотя, говаривали, такова уж поста сего государственного горькая обязанность. И народ, благословясь, решил на то не роптать, ибо рассудил по здравомыслию мужицкому: уж лучше при тихом дураке жить, чем от ученого дурака беды натерпеться.
Был наш губернатор роду дворянского древних кровей, о чем бумагу себе собственноручно выправил соответственную. Званием тем гордился он необыкновенно, и всякому, кому гостевать в доме его доводилось, грамотой той в нос тыкал, приговаривая с улыбкою: "смотри, брат, какой у меня документишко имеется! А ты вот, небось, другой такой бумагою супротив моей похвалиться, чай, не можешь! Ничего, отслужу на службе государевой еще пару годков, а там, глядишь, и именьице себе какое-никакое справлю..." Здесь Сотрап Емельяныч по скромности своей немного лукавил, поскольку именьице обширное с усадьбою кирпичной в два этажа под Лиходейском имел, но ни о именьи том, ни об усадьбе, ни о прислуге в двадцать пять душ столичная
налоговая канцелярия не ведала, и хотел Сотрап Емельяныч таковой порядок за собою сохранить, дабы хлопот излишних на голову губернаторскую ненароком не навлечь. Ибо деньги, на которые именье обозначенное строилось, присланы были из столицы на обустройство хозяйства городского. "Да что с ним, с хозяйством, станется?" - Решил про себя Сотрап Емельяныч, - "Не убудет с него, с хозяйства-то. Мне б свое хозяйство наладить, чтоб в старости кости болящие было б где пригреть, да внукам чтоб чего осталось. А об городишке этом уж и потом подумать можно. Сто пятьдесят лет городишко стоит, и еще сто пятьдесят стоять будет, ничего ему, грешному, не сделается." Решил так про себя Сотрап Емельяныч, и наказал Яшке Скородумову домик за городскою оградою соорудить, что Яшка вмиг и устроил, пару миллиончиков себе в карман попутно положив. "Авось, не заметят", - сказал сам себе он. И как в воду глядел: не заметили, сошло ему с рук это лиходейство.
Усадьба новорусская господина губернатора Сотрапа Емельяныча Подштанника красотою блистала ослепительною, такою, что покои ханов да падишахов восточных богатствами своими да инхруштациями всевозможными сравняться с нею ни по что не могли. Домину, белого кирпича строеную, да красным кирпичом обложенную, окружал садик с лужайками и аллеями, вдоль которых деревья всевозможные произростали, кои садовники многочисленные в порядок божеский ножницами своими приводили по воле барской непрестанно. Аллеи те прислуга крошкою гранитною искусно посыпала, и были они весьма широки, так что хозяин богатства этого именовал их скромно - прошпектами. Посреди двора пред лестницею парадною с коллонадами и амфиладою, возростал из земли бассейн, об котором губернатор говаривать любил, стоя с папироскою на терассе, что вместить он способен аж целых две тыщи пинт вина шампанского, стоит лишь высказать ему на то свое губернаторское соизволение. Первый этаж усадьбы Сотрапа Емельяныча шелками червонными да портьерами тяжелыми убран был, мебель дорогая, тканями драгоценными обитая, завезена сюда была специальным на то распоряжением из Италии и Гишпании, а потолки высокие мастера умелые лепкою фигурной из гипса и алебастра украсили, а сверху - позолотою укрыли. Посредь гостиной комнаты, с камином изразцовым и пальмами в дубовых кадках бил фонтан прозрачный, в водах которого диковенные рыбки золотые плескались денно и нощно. А по стенам, среди картин в золоченых рамах, вольно расположились клетки с канарейками, что пением своим слух губернатора вечерами услаждали.
Во втором этаже расположены были опочевальни, куда хозяин усадьбы отдохнуть после обильных возлияний обеденных имел обыкновение удаляться, и гостей, коли наведывались во владения губернаторские, туда ж обыкновенно размещали, поскольку покои на то выстроенные там были отдельные.
В нынешнее время, день воскресный, Сотрап Емельяныч до одинадцати утра из спальных комнат показываться не изволил, завтраком, именитыми поварами сготовленным, пренебрегая. На первом этаже, в отдельной комнате с окном светлым и обширным, кою именовать было принято "кабинетом", за столом письменным красного дерева заседал теперь Яшка Скородумов, отчетность рукописную о городском хозяйстве денежном исправно изготовляя. Невротически покусывая перо самопишущее, турецкаго производству, он дул пухлые губы, раздумывая, куда б деть ему шесть тыщ рубликов, да так хитро их затерять, чтоб вовек никакая комиссия сыскать не сумела. Те шесть тыщ треклятых Яшка на позаэтой неделе в карты продуть сподобился, да эдак лихо, что за водкою пропажи и не заметил. А финансы означенные в казне числились на поправку университета, здание которого уж порядком обветшало. "Ничего," - подумал про себя Яшка, - "Бог даст, отыграемся..." - и записал в отчетности: "средства сии трачены нами были на закупку досок для починки забору у университета городского, но, поелику рабочий, что забор тот править был должон, запил, доски означенные, на ночь оставленные без присмотру, горожанами каверзно на хозяйские нужды до единой растащены были". В отчетности - смекал Яшка - все должно на месте быть. И он старался, как мог. Ибо, когда концы с концами сходились тяжко, Сотрап Емельяныч выговаривал ему строго: " Бусурман ты, Яшка, поскольку голову твою, разума не вмещающую, поправить не иначе можно, кроме как в земле сырой на погосте тебя вместе с ею упокоить!"
