ГРАВИЛЁТ вдруг резко пошёл навстречу собственной тени. Толчок, треск чахлых кустов под колёсами напомнили Шихматову аккорды «Звездной сонаты», то место, когда вспоротый галактическими метеоритами гибнет корабль…
— Ну, что? — спросил он, когда лётчик повернулся к нему.
— Первый случай в практике, — развёл тот руками. — Лопнула обкладка, и жидкий гелий испарился. Расскажешь — не поверят.
— Свяжись с городом.
— Невозможно. Аккумуляторы разрядились полностью.
Зелёные глаза пилота смотрели на Шихматова виновато. Рука, измазанная маслом, теребила светлые, растрёпанные ветром волосы. Они потемнели, склеились, и ветер сбросил на худое лицо прядь, похожую на сосульку.
— Ждать, пока разыщут, или пешком идти к Преобразователям? Их лагерь километрах в тридцати.
— Пешком! Конечно, пешком.
Шихматов вылез из кабины. Горизонт очерчивал ровный круг, лишь с востока тронутый гуманной зыбью холмов. Опалённая солнцем земля казалась островом, летящим в бескрайнюю голубизну знойного неба.
Они остались наедине с нетронутой природой. Она вызывала сложные полузабытые чувства прикосновения к чему-то большому, странно волнующему, почти нереальному после долгих лет пребывания среди дрессированной природы окультуренных лесов, прочёсанных химией лугов, рек и гор.
— Я почему-то думал, что пустынь больше не осталось.
— Одна из последних. А может быть, последняя. Ненадолго. Преобразователи уже здесь.
— Жалко. Следовало бы оставить её заповедной. Это тоже не оставят?
Певец кивнул в сторону. Там, извиваясь среди засохших колючек, полз щитомордик.
— Случайно уцелел. Ты же знаешь, сорок лет назад на планете уничтожили всех ядовитых змей. Заодно с волками, комарами, москитами… Костюм хорошо работает?
— Отлично.
В костюме, точно, было нежарко. Полупроводниковая ткань, преобразовывая тепло в холод или наоборот, в зависимости от погоды, всегда создавала телу приятную прохладу. Обжигающее дыхание горячего ветра ощущали только лицо и руки.
Шихматов пытался представить себя без спасительного костюма, обливающегося потом, и не мог.
«А когда-то люди работали на жаре в обыкновенных рубашках», — подумал он.
Солнце, раскалённый ленивый шар, медленно скатывалось к горизонту. Путники устали, но до цепи невысоких гор, за хребтом которых был лагерь Преобразователей, осталось совсем немного. Гранитные, похожие на истёршиеся зубы, утёсы будто впитали кровь заката и пламенели. Синие тени лежали на шершавых склонах глубокими морщинами древности. Каждый шаг словно удалял обоих из настоящего в дальнюю дальность тысячелетий, когда человек стоял против враждебного мира, не имея за плечами даже энергии пара.
— Как ты думаешь, Сергей, наши далёкие предки меньше устали бы, чем мы?
— Вероятно. Они ходили больше нашего.
— Это подтверждает слова моего сына, которые меня беспокоят. «Благоустроенность изнеживает человека. Никто из нас не в силах повторить подвига, скажем, Амундсена».
— Кому сейчас взбредёт мысль на собаках идти к полюсу? Зато Амундсен не мог бы долететь до Веги.
Они сели на выступ. Небо вызвездилось.
Сквозь неподвижные очертания созвездий толчками двигались яркие оранжевые и жёлтые точки — искусственные спутники. Скалы стояли, точно осыпанные звёздной пылью.
— Колдовство… — заметил Шихматов.
— Да, — согласился Сергей.
Он протянул певцу термос. Глотки пахнущего клубникой напитка бодрящей волной смыли усталость.
— Час добрых фей, лютых волшебников, радостных чудес, — задумчиво промолвил Шихматов. — Это мы утратили. В Элладе такими ночами рождались мифы.
— Кажется, ты снова подумал о детях.
— Верно. Похоже, им становится скучно на Земле. Всех влечёт зов Галактики. Там нет благоустроенности, но есть ради чего ломать шею.
— Скучно? Не то, не то! Прадеды выкорчевали капитализм, деды создали изобилие, отцы рвались в отряды Преобразователей. Помнишь? Первое цветение лип на Южном полюсе, чайки над Сахарским морем, последний комар в стеклянной клетке зоопарка… Сделано почти всё, о чём мечталось. А мальчишки не хотят кибернетических нянек, угадывающих и выполняющих малейшие желания, им осточертели плоды, падающие прямо в руки. Мальчишки остаются мальчишками. Да, они предпочитают ломать шею ради далёких планет, ради извлечения каких-то энергий, творящих звёзды. Не беспокоиться надо, а гордиться молодёжью.
— Может быть, может быть…
Они стали спускаться с гребня. В амфитеатре гор стояла темнота, неподвижная, густая, как вода подземных озёр. Вершины гор, озарённые луной, айсбергами высились над ней.
Склон выровнялся, под каблуками захрустел песок. Внезапно Шихматов схватил пилота за руку:
— Ты слышишь?
Беззвучную ночь наполнило непонятное движение. Зашевелилась земля. Что-то лопалось, дышало. Сергей нажал кнопку фонаря. Пятно света выхватило невероятную картину.
Из почвы лезли какие-то мясистые отростки. Они тянулись вверх, их стволы то и дело набухали почками, те выбрасывали новые побеги. Буквально через несколько минут путников окружила роща колышущихся змееподобных растений.
— Всё-таки земля не перестаёт удивлять, — проговорил растерянно Шихматов.
— Подозреваю, что это штучки Преобразователей…
— Эй! — послышалось сверху.
