Вокруг темнота.
Не могу шевельнуться, как будто привязан к стене. Чувствую мягкую стену. Верёвки, такие же мягкие, тянутся — не отпускают. Стена не имеет пределов, огромная, тёплая.
Тянусь в темноту, от стены, чтобы вырваться. Боль пронзает всё тело. Кожа спины, головы и рук натягивается.
Не стена, а какое-то тело, огромное тело, живой организм. Организм, который колышется, дышит. С трудом оборачиваюсь. Да, моё тело — лишь часть организма, огромного тела. Кожа моя — продолжение кожи его, организма. Вены мои — продолжение вен организма.
Здесь не только одно моё тело. Здесь десятки, сотни и тысячи тел. Все тела — и моё — составляют один организм.
Это масса живых, шевелящихся тел. Шевелится тело — другое шевелится тоже. Воздух, вдыхаемый телом, другие тела потребляют. Сердце качает кровь, и она переходит из тела в другие тела. То, что доступно слуху и зрению, слышат и видят другие тела.
Чужие тела. Чужие ли? Нет, они тоже мои. Мы все — единое тело, один организм.
Не только вижу и слышу, что видят и слышат другие тела, но и думаю так же, как все.
Расслабляюсь, как будто всю жизнь только к тому и стремился. Искал уютное место, возможность не думать, не говорить, не выбирать. Думать, и говорить, и выбирать будет теперь организм. Организм, этот шар, состоящий из множества тел.
Вот различаю тела. Вижу — тела не привязаны к шару. Кто-то куда-то идёт. Кто-то кладёт кирпичи и строит дома. Кто-то стоит у плиты и варит обед. Кто-то играет с ребёнком. Кто-то гуляет с собакой. Кто-то беседует. Каждое тело — отдельно. И вместе они — организм, этот шар.
Не вижу противоречия. Все эти люди заняты собственным делом и остаются лишь частью этого шара. Как и я. Вот я куда-то иду, поднимаюсь по лестнице, с кем-то встречаюсь, прощаюсь. В то же самое время я — часть этого шара. Одновременно. Это правильно, это приятно.
«Нет!» — раздаётся голос.
Чей это голос — мне неизвестно.
«Сопротивляйся!»
Но что я могу, кусочек огромного тела? Снова тянусь в темноту, от стены. Хватаюсь руками за голову, пытаюсь её оторвать от этого шара. Кажется, если смогу оторвать лишь голову, то окажусь на свободе. Боль — всё равно, что пытаться себе оторвать палец, нос или ухо. Эти попытки сопровождает гудение шара.
Тянусь и кричу от боли, тянусь и рыдаю. Огромное тело тоже кричит и рыдает. Чувствую боль этих тел, умноженную в сотни и тысячи раз. Боль расходится дальше и дальше, по всем телам. Все они стонут, рыдают, кричат.
Наступает мгновение…
* * *
Блеск.
Что-то блестит. Блестит внизу, впереди. Это нож. Тянусь за ним, напрягаю все силы. Пальцами двигаю, двигаю нож. Двигаю и придвигаю. Хватаю его, он удобно ложится в ладонь.
Длинная рукоятка, короткий клинок, как у скальпеля.
Втыкаю его куда-то за спину. Втыкаю в то место, где тело сливается с шаром. Шар замирает. Он ожидает новую боль. Я тоже её ожидаю, но всё же не чувствую боли.
Клинок, который кажется острым, проходит сквозь кожу, не причиняет вреда. Трогаю пальцем клинок, чувствую остро заточенный кончик. Прикасаюсь кончиком к телу, к груди, к животу. Втыкаю в живот. Нож проходит сквозь кожу и снова не причиняет вреда. Втыкаю нож в живот и в лицо, в живот и в лицо.
Чувство усталости от…
* * *
Проваливаюсь внутрь этого шара.
Внутри сплошные тела.
Тела, гениталии, руки, ноги, волосы, зубы, кости, вены, кишки.
Нет больше тел, отдельных от этого тела, огромного тела.
Есть только шар.
«Сопротивляйся!»
Но голос звучит приглушённо.
Нож выпадает из ослабевшей ладони и…
* * *
Я пробуждаюсь от громкого лязга.
Будильник…
Артём и Майя ждали меня у институтского крыльца. Артём — высоченный, выше меня на голову, и широченный. Настоящий атлет. А Майя… Майя улыбалась. Наташи не было, Дениса не было.
— Наташа забежала домой, — сказал Артём. — Она нас в Луна-парке встретит. А Денисыч сдаёт книги, сейчас будет.
Я посмотрел на часы.
— Ребята, у меня есть небольшое дело по пути. Надо зайти в префектуру. Я там пробуду недолго. Наверное, недолго.
— Господин городской советник, прикажете подать автомобиль? — сказал Артём.
— Ладно тебе, — сказала Майя. — А если серьёзно, зачем?
— Для доклада, — сказал я. — Жебелев посоветовал покопаться в архиве Интеграционного комитета. Это где-то в префектуре.
— Ну, если Жебелев… — сказал Артём. Других объяснений ему не требовалось.
— Зачем тебе Наташа, если у тебя есть Жебелев? — спросила Майя.
— Я попрошу вас не смешивать личное и общественное, — сказал Артём с притворной строгостью.
Это была цитата из старого фильма про Легион. В детстве мы все его смотрели, и не один раз.
— Вот и наш Денисыч, — сказал Артём.
У Дениса были заняты обе руки. В одной — раздутый портфель, в другой — три книги, которые в портфель не поместились. Ещё немного, и книги бы выпали.
— У него свои развлечения, — сказал Артём. — Зачем тебе столько, зубрила? Не забыл, куда мы идём?
— Эти положи к себе, — спокойно попросил Денис.
Артём взял три книги и посмотрел на их обложки. Как я заметил, что-то по философии. Артём без споров положил книги в свой портфель. Денис в очках со стёклами толщиной в палец выглядел как типичный ботаник и был ботаником. Но они с Артёмом были лучшими друзьями.
