Молодой человек, крепкого телосложения и с развязными манерами? усевшись по моему приглашению, заметил, что состоит сотрудником «Ежедневной Грозы» и затем сказал:
— Надеюсь, что вы не будете ничего иметь против того, чтобы я с вами интервьюировал…
— Что бы вы со мной..?
— Интервьюировал…
— Ах, да! Непременно… Гм… Конечно… да…
Мне в то памятное утро было немножко не по себе. Мои умственные способности не то ослабели, не то как будто притупились. Я подошел к книжному шкафу, но, порывшись там 6–7 минут, счел себя вынужденным обратиться с вопросом к молодому человеку:
— Как вы пишите это?
— Как пишу? Что такое?
— Интервьюировать!
— Не понимаю, зачем вам понадобилось это писать?
— Нет, мне совсем не понадобилось это писать, а я только хочу справиться в словаре, что это слово обозначает.
— Признаюсь, это удивительно! Я вам могу объяснить значение этого, если вы действительно… если вы…
— Пожалуйста! Я вам буду весьма признателен.
— Ин-н-н-тер-т-е-р, интер…
— Вы, стало быть, пишете это через «ю»?
— Ну, конечно!
— Так вот почему я так долго искал…
— Но, м. г., как же иначе хотели бы вы это писать?
— Да, я… я… я, собственно, не знаю как.
Я открыл лексикон и рылся в нем, надеясь найти это между рисунками. Очевидно, у меня слишком старое издание…
— Но, добрейший друг мой, рисунка этого вы не нашли бы и в самом новейшем издании… Извините меня, м. г., и не поставьте мне этого в вину, но я ожидал, что вы… что вы гораздо… интеллигентнее… Не примите это за оскорбление, простите пожалуйста!..
— Нет, ничего, сделайте одолжение! Весьма многие люди, не любящие льстить и не имевшие никакого основания льстить, очень часто говорили мне, что я особенно замечателен в этом именно отношении. Да, да… Они всегда с восхищением говорили об этом…
— Еще бы, я могу себе представить! Но, однако, что касается нашего интервью… Вам, конечно, известно, что теперь принято интервьюировать со всяким человеком, приобретшим широкую известность среди публики…
— Неужели? Я об этом ничего не слышал. Это должно быть очень интересно. И посредством чего же вы это производите?
— (Гм… гм… да… это становится утомительным). В некоторых случаях это следовало бы производить посредством дубины; но обыкновенно это делается так, что интервьюер предлагает вопросы, а интервьюируемый отвечает на них. Это теперь очень принято. Не позволите-ли мне предложить вам несколько вопросов, которые могли бы осветить наиболее важные моменты из вашей прошлой общественной и частной жизни?
— О, с удовольствием… Вот только… у меня… ужасно скверная память, но я надеюсь, что ведь это не имеет для вас особенного значения? У меня, видите-ли, удивительно неурегулированная память: иной раз она скачет в галоп, а иногда ей необходимо почти две недели, чтобы достигнуть намеченного пункта. Это доставляет мне очень много горя.
— О это ничего, если только вы пожелаете сделать все, что в ваших средствах…
— Да, это я сделаю. Я постараюсь вполне сосредоточиться…
— Благодарю вас. Вы готовы начать?
— Да, я готов.
Вопрос. Сколько вам лет?
Ответ. В июне будет 19.
В. Что вы говорите?! Мне казалось, что вам не меньше 35–36 лет. Где вы родились?
О. В Миссури.
В. Когда вы начали заниматься литературой?
О. В 1836 году.
В. Но как же это может быть, если вам теперь только 19 лет?
О. Не знаю. Неправда-ли, это удивительно?
В. Да, это действительно… Кого вы считаете самым замечательным человеком из всех людей, с которыми вы когда-либо были знакомы?
О. Аарона Бурра [1].
В. Но ведь вы же не могли знать Аарона Бурра, если вам теперь только 19 лет…
О. Если вы это знаете лучше меня, так зачем же спрашиваете?
В. Нет, это я только так заметил, вскользь. Как вы познакомились с Бурром?
О. Видите-ли, я, однажды, совершенно случайно, присутствовал на его похоронах, и он мне тогда сказал, чтобы я не так шумел и…
В. О, Господи! Но ведь, если вы были на его похоронах, то значит он был мертв; а если он был мертв, то как же он мог беспокоиться о том, шумите вы или нет?
О. Ну, этого я не знаю. Он всегда был очень эксцентричным человеком.
В. Все-таки этого я не понимаю… Вы говорите, что он разговаривал с вами, и что он был в то же время мертв.
О. Я не говорил, что он был мертв.
В. Значит, он был жив?
О. Гм… Некоторые говорили — да, некоторые говорили — нет.
В. А как вы сами думали?
О. О, до меня это нисколько не касалось! Ведь это же были не мои похороны!
В. Так как же?.. Очевидно, это… остается невыясненным… Позвольте мне лучше спросить вас о чем-нибудь другом. В какой день вы родились?
О. В понедельник, 31 октября, 1693 года.
В. Как? Это невозможно! В таком случае вам было бы теперь 180 лет. Как-же вы это хотите объяснить?
О. Я совсем не хочу этого объяснять.
В. Но ведь вы же сказали раньше, что вам только 18 лет, а теперь говорите, что вам 180. Ведь это же поразительное противоречие!
О. Гм! вы это заметили? (Рукоплескания). Часто и мне самому это казалось противоречием, но я не решался признать его. Однако, как быстро вы подмечаете все такое?
В. Благодарю за комплимент. У вас была или есть сестра?
О. Гм… Я… я… я думаю — да… Хорошенько я не могу припомнить…
В. Однако, это самое необычайное признание из всех, которые я когда-либо слышал…
