Лютый шторм бушевал той ночью, когда Ярви узнал, что он – король. Или, по крайней мере, полкороля.
Такой ветер гетландцы звали «ищущим», ибо он отыскивал любую щель и скважину и, как бы люди ни подпитывали огонь, как бы ни жались друг к другу, нес мертвенный хлад Матери Моря всякому жилищу.
Ветер терзал ставни узких окон матери Гундринг, и даже окованная железом дверь стучала о порог. Ветер дразнил пламя в очаге – пламя злобно плевалось и трещало, пририсовывало когти теням висевших повсюду сухих трав, мерцало на корне, который мать Гундринг подняла шишковатыми пальцами.
– А это?
С виду – обычный комок грязи, но Ярви выучил этот урок.
– Корневище черного языка.
– И для чего, мой принц, служителю брать его в руки?
– Служитель надеется, что брать его не придется. Его отвар без вкуса и цвета, но это – самый смертельный яд.
Мать Гундринг отбросила корень.
– Порой служитель обязан браться за темные и опасные вещи.
– Служители обязаны стремиться к меньшему злу, – сказал Ярви.
– И отмерять наибольшее благо. Верно. Пять ответов из пяти. – Один одобрительный кивок матери Гундринг, и Ярви зарделся от гордости. Одобрение служителя Гетланда не так легко заработать.
– На испытании загадки будут попроще.
– На испытании. – Ярви встревоженно потер скрюченную кисть сухой руки большим пальцем здоровой.
– Вы его пройдете.
– Откуда вам знать?
– Это долг служителя: сомневаться во всем…
– …но всегда выражать уверенность, – закончил он за нее.
– Ну вот! Вас-то я знаю. – Это правда. Лучше нее его не знал никто, даже родная семья. Особенно родная семья. – У меня еще не было столь сообразительного ученика. Вы пройдете с первого раза.
– И перестану быть принцем Ярви. – При этой мысли он почувствовал лишь облегчение. – У меня не будет ни семьи, ни наследных прав.
– Вы станете братом Ярви, а вашей семьей станет община служителей. – Огонь высветил у глаз матери Гундринг морщинки улыбки. – Вашим наследством станут травы, и книги, и тихое слово. Вы будете давать советы и помнить, врачевать и говорить правду, познавать тайные пути и на всех наречиях торить дорогу для Отче Мира. Как пыталась поступать я. Это – самое доблестное из занятий, какую б чушь ни горланили на боевой площадке мускулистые олухи.
– Поди не прими всерьез этих мускулистых олухов, когда ты тоже там, на площадке.
– Хе. – Она покатала языком по небу и сплюнула в огонь. – После испытания вам придется на нее выходить лишь затем, чтобы перевязывать разбитые головы, если у них не заладится тренировка. Однажды вы примете мой посох. – Она кивнула на приставленный к стене заостренный прут из эльфовийского металла, с поверхностью, покрытой выпуклостями и впадинками. – Однажды вы сядете у Черного престола, и вас назовут отцом Ярви.
– Отцом Ярви. – Он поерзал на табурете при этой мысли. – Мне не хватает мудрости. – Он хотел сказать «не хватает храбрости», но ему не хватило храбрости это произнести.
– Мудрости учатся, мой принц.
Он вытянул к свету свою левую, ту самую, руку.
– А как же руки? Их обучить вы готовы?
– Вам не хватает руки, но боги наградили вас дарами ценнее.
Он усмехнулся.
– Вы про мой чудный певчий голосок?
– А хоть бы и так? И скорый ум, и способность к сопереживанию, и силу. Силу, благодаря которой человек обретает величие – не короля, но служителя. Отче Мир прикоснулся к вам, Ярви. Запомните накрепко: сильных много, мудрых – единицы.
– Теперь ясно, почему лучшие решения служителей проходят через женские руки.
– И, как правило, лучший чай. – Гундринг отхлебнула из чаши, которую он приносил ей каждый вечер, и снова одобрительно кивнула. – Но вот и еще один ваш великий дар – заваривать превосходный чай.
– Неслыханный подвиг. А когда я из принца превращусь в служителя, вы будете меньше мне льстить?
– Вам достанется столько лести, сколько заслужите. А за все остальное – моим башмаком по заднице.
Ярви вздохнул.
– Над кое-чем перемены не властны.
– Теперь за историю. – Мать Гундринг выдвинула с полки одну из книг, с золоченого переплета подмигнули красные и зеленые камни.
– Сейчас? Мне вставать с Матерью Солнцем, кормить ваших голубей. Я собирался немного поспать, прежде…
– Я позволю вам спать, когда пройдете испытание.
– Не позволите же.
– Вы правы, не позволю. – Она лизнула палец и начала перелистывать, захрустели древние страницы. – Скажите, принц, на сколько частей эльфы разбили Бога?
– Четыре сотни и девять. Четыре сотни Малых богов, шесть Высоких богов, первого мужчину, первую женщину и Смерть, что сторожит Последнюю дверь. Но разве тема эта впору служителю, а не прядильщику молитв?
Мать Гундринг поцокала языком:
– Служителю впору любое знание, ибо обуздать возможно лишь познанное. Назовите шесть Высоких богов.
– Матерь Море и Отче Твердь, Матерь Солнце и Отче Месяц, Матерь Война и…
Грохнув, дверь распахнулась настежь, и ветер-искатель ворвался в покои. Огненные завитки в очаге встрепенулись, так же как Ярви, и заплясали, озаряя бликами сотню и сотню пузырьков и склянок на полках. Фигура входящего запнулась о порог, задевая связки сухих растений, закачавшихся, словно висельники.
