Бывают в жизни дни, когда безнадежность хватает за горло, и вокруг видится только плохое. Дни, когда никого не хочется видеть, когда хочется просто грянуться на земь и завыть истошным звериным воем. Не удивленным хныканьем впервые обиженного ребенка, но воем — полным безысходной и безотчетной злобы на весь этот жестокий, мерзостный, полный грязи и несправедливости мир. Воем по тем, кого уже не вернуть. По тем, кто несчастен, и кому ты не в силах помочь. Воем по своей бестолковой, бесполезно и безрадостно проживаемой жизни.
Даже если все не совсем так. Совсем не так. В жизни бывают дни, когда на глаза и на душу падает эта серая, вязкая пелена безысходной тоски. Иногда чашу переполняет несправедливый упрек, или накатившее вдруг ощущение тщетности, бесполезности того, чему ты отдаешь свои силы и душу, или встретившееся на пути чужое горе, которое вдруг зацепило тебя… Ну бывает, бывает даже со мной — не успел вовремя отойти, отвернуться, не принять близко к сердцу. И чужая боль вдруг разбудит твою, казалось бы, забытую и загнанную в самый темный угол души. Впрочем, чаще всего достаточно просто НЕ дождаться звонка, НЕ получить письма, которое ждешь, НЕ увидеть участия и понимания во взглядах близких, любимых людей…
Позавчера у меня был такой день. Мне казалось, что душа моя умерла, сдохла, как брошенный пес, от безнадеги и теперь разлагается внутри меня, отравляя головной болью и вялостью молодое и вполне здоровое тело. И я решил продать свою душу. Как? — Очень просто: Купон для бесплатных объявлений всегда под рукой: «Недорого. Срочно. Продам душу. Обращаться: Главпочтампт, д/в, п/п…», ну и номер паспорта. Я бросил этот купон в ящик для б/о в тот же день, с ненавистью думая — «Не напечатают, гады.»
А на другой день получил очередной номер «Подвала». (Самиздатская газета. Выходила в Пензе в 1997-99 гг. Я в нее активно писал.) На работе дали вдруг какую-то премию. А потом в Пензу приехал друг, которого я не видел полгода…
Короче, о позавчерашней объяве я вспомнил только сегодня, под вечер, когда, по дороге с работы, вдруг наткнулся на серый и какой-то завораживающе-змеиный взгляд.
— Молодой человек! Не у вас ли паспорт за номером…
— У меня. А в чем дело? — Я уже понимал в чем дело. Я почувствовал это нутром, но сам себе боялся в этом признаться.
— Я по объявлению — «Недорого. Срочно. Продам…» — Ну не прикидывайся ты идиотом, Санек… Пошли, свернем на Московскую. Пивка попьем. Обсудим, так сказать, условия сделки… В газете, конечно, твое объявление не напечатают. Но у меня-то другие источники…
— Нет, это чертовщина какая-то…
— Вот тут ты верно подметил. — Хмыкнул сероглазый и задорно мне подмигнул: — Ну, что встал? Пойдем.
— Пойдем. — Почему-то я его совсем не боялся: Обычный мужик, лет тридцати. Ни рогов, ни хвоста. И несло от него не серой, а табаком.
Когда черт отвернулся, я попытался тихонько его перекрестить. Думал, он лопнет, как мыльный пузырь, или, с диким воем, сгорит, как в голливудских ужастиках. Ни фига: Он даже не поморщился. Только глянул на меня и улыбнулся так кисло:
— Ты ж не христианин. Так какого черта? Без веры крестное знамение это так, сотрясение воздуха. Как, собственно, и молитва. Любая.
— В христианского бога я не верю, конечно. Но ведь и в черта не верил, а тут — на тебе. Я и подумал…
— Глупо совершенно с твоей стороны. Я никакой — ни христианский, ни антихристианский. И с пресловутым падшим ангелом Люцифером вовсе не знаком. Я так, сам по себе черт.
— И яблоко Еве, значит, не ты?
— Ну, в какой-то степени, я. Но не яблоко, и не Еве. Вообще, любая религия здорово искажает суть, подгоняя ее под свою убогую доктрину… Так мы говорили о цене. Недорого, значит?
Тут мы свернули в какой-то подвальчик. Взяли по пиву, орешки. Уселись. Черт сунул в рот сигарету. Другую предложил мне.
— Ты же знаешь, я не курю.
— Ну, мало ли. Вдруг, ради такого дела, закуришь. — Он чирканул дешевой китайской зажигалкой, затянулся и выпустил вверх пару колец довольно ароматного дыма: — Так что ты хочешь? Деньги, слава, власть?..
— Я, собственно, болтаю-то с тобой только из любопытства. Видишь ли, с позавчерашнего дня кое-что изменилось. Я больше не хочу ее продавать. Передумал.
— Трусишь. — Ухмыльнулся черт, выпустив новый клуб дыма: — Геены огненной, значит, боишься… А я то думал что Санек ого-го…
— На слабо дураков ловят. И геены твоей нет. Ад придумали христиане. Вот пусть они там и жарятся. Для меня есть только рай.
— Так в чем дело? Что тебя беспокоит? Назови только — все будет твоим. Это же эпохальный момент — весь мир у твоих ног, а ты мнешься.
— Душа меня беспокоит… Ну вот продам я ее, а что дальше? Ты получишь над ней власть?
— Не больше, чем сейчас, когда с тобой просто беседую.
— Невелика власть… Что-нибудь еще? После моей смерти, например?
— Ты веришь, что, когда умрешь, попадешь в рай? Так ты будешь в раю. При чем здесь наша сделка?
— Но тогда… Я чего-то не понял? Я, значит, продаю тебе душу, а ты ничего с ней не делаешь? Так?
— А на кой черт мне твоя душа? Солить ее, что-ли?
— Но… В чем подвох? Какая тебе с этого выгода?
— Да нет никакого подвоха. Просто я всемогущ… Ну, в определенных пределах… И мне скучно. Я так развлекаюсь. Даю тебе, например, все, что попросишь, а потом наблюдаю за тем, как ты этим распорядишься… Условие только одно: Даю очень много, и именно тебе, а не другим… Вот хочешь, будешь играть на скрипке, как Паганини?!
