В космопорт они приехали за день до рождества, и с самого начала родителей не покидала тревога. Для мальчика это был первый в жизни космический полет; никогда раньше он не бывал в ракете. Отцу с матерью очень хотелось, чтобы все прошло хорошо. И вот теперь им пришлось оставить на Земле, по ту сторону таможенного барьера, и рождественский подарок и маленькую елочку с чудесными белыми свечами — они на несколько унций превышали весовой лимит. Им казалось, что у них отобрали праздник, отняли любовь.
Мальчик сидел в зале ожидания. Родители, вконец измотанные безуспешным сражением с чиновниками Межпланетного Ведомства, подошли к нему и незаметно переглянулись.
— Что будем делать?
— Ничего. Что мы можем?
— Глупые правила!
— А он так ждет елку!
Взвыла сирена, и люди толпой ринулись в Марсианскую Ракету. Отец и мать вошли последними, мальчик — между ними. Все молчали.
— Я что-нибудь придумаю, — сказал отец.
— Ты о чем, па? — спросил мальчик.
Но тут ударили двигатели, и ракету вынесло в черное пространство.
Ракета неслась, изрыгая огонь, оставляя позади Землю, где все еще было 24 декабря 2052 года; она летела туда, где нет времени: ни месяцев, ни лет, ни часов.
Весь первый «день» они проспали.
Незадолго до полуночи, судя по часам, которые все еще показывали нью-йоркское время, мальчик проснулся и сказал:
— Я хочу посмотреть в иллюминатор.
У ракеты был только один иллюминатор — «окно» из удивительно толстого стекла на верхней палубе.
— Не сейчас, — сказал отец. — Немного погодя мы вместе сходим к «окну».
— Но мне интересно где мы и куда летим.
— Подожди самую малость, прошу тебя.
Проснувшись, он минут пять ворочался с боку на бок и все думал об оставшемся на Земле подарке и о елке с белыми свечами. Наконец он поднялся. Кажется, он придумал! Осталось сделать это, и тогда путешествие будет по-настоящему веселым и радостным.
— Сынок, — сказал он, — ровно через полчаса будет Рождество.
— Ох, — испуганно вздохнула мать. Она надеялась, что мальчик забудет о празднике.
Мальчик вспыхнул, губы его задрожали.
— Я знаю, я знаю. Я получу рождественский подарок, да? И елочку? Ты обещал…
— Да-да, все это и даже больше, — сказал отец.
— Но… — начала было мать.
— Я придумал. Честное слово, придумал. Все это и еще больше, много больше. А теперь, прости, я должен отлучиться.
Его не было минут двадцать. Вернулся он, улыбаясь во весь рот.
— Рождество уже близко.
— Можно мне подержать твои часы? — попросил мальчик, и отец отдал ему часы. Сын бережно взял их и молча смотрел, как в его руках утекают минуты, возбужденный и зачарованный.
— Рождество! Наступило Рождество! А где мой подарок?
— Идем, — отец обнял мальчика за плечи и повел из комнаты вниз по коридору, вверх по пандусу. Женщина шла следом.
— Сейчас поймешь. Мы уже пришли, — ответил отец.
Они остановились перед большой закрытой дверью. Отец постучал условным стуком — три раза, потом еще два — и дверь открылась. В кабине было темно, слышались приглушенные голоса.
— Входи, сынок, — сказал отец.
— Там темно.
— Я буду держать тебя за руку. Идем, мама.
Они ступили через порог, и дверь закрылась за ними, отсекая свет из коридора. Перед ними неясно вырисовывался огромный стеклянный глаз, иллюминатор, «окно», сквозь которое смотрели в космос. Четыре фута в высоту и шесть — в ширину.
Мальчик смотрел.
Отец и мать тоже смотрели в «окно», и вот в темной кабине зазвучала песня.
— Веселого Рождества, сынок, — сказал отец.
Невидимые люди пели старые родные рождественские гимны, и мальчик медленно шел к «окну», пока не уперся лицом в холодное стекло. И стоял так долго-долго, все смотрел и смотрел в космос, где глубокая ночь вспыхивала и вспыхивала десятью миллиардами миллиардов волшебных белых свечей.
![Крестный путь сквозь века [Перекресток столетий, Сквозь века]](/storage/book-covers/72/72f3000a881a849b12bd2a73341feb910e5dad02.jpg)
