Схватив последний тюк сена, я поднимаю его и складываю вместе с остальными. Мои руки уже горят от многочасовой тяжелой работы, которую я проделал сегодня. Однако конюшня теперь в порядке, и это все, что имеет значение. Я вытаскиваю тряпку из заднего кармана и вытираю пот, стекающий по шее. Затем снимаю шляпу и промокаю лоб. Сегодня жарче, чем в аду. Лето в Техасе похоже на жизнь в чугунной сковороде над бушующим костром. Жарко.
— Папа сказал, что до конца дня нужно починить забор. — Мой брат входит с седлом, перекинутым через плечо. Лиам любит жить на ранчо, но работать на нем — совсем другая история.
— Мне все еще нужно в город. Но у тебя достаточно времени, чтобы починить забор.
Лиам поправляет шляпу на голове, пристально глядя на меня.
— Давай же, Джексон. Я пойду проверю стадо, да и Эми нужно побегать. — Мой брат любит свою чертову лошадь. Реально любит ее. — Она ненавидит сидеть взаперти в конюшне. Малышка родилась, чтобы бегать. Правильно, девочка?
Как по сигналу раздается лошадиное ржание. Она знает, что он здесь ради нее. Чертова лошадь, наверное, тоже в него влюблена.
— Эндрю и Лукас заберут меня в семь. Я не знаю, будет ли у меня время. — Мой желудок делает эту бунтующую хрень, как всегда, когда я думаю о своем десятилетнем воссоединении класса. Вообще то, класс не воссоединится до завтра, но некоторые из нас собираются сегодня вечером на игру в ночной бейсбол в парке Мейер в память о старых временах.
— Ты уезжаешь от Рози сегодня вечером? — Брат выглядит потрясенным.
— Она беременна, а не умирает.
Лиам опускает седло и открывает стойло Эми.
— Она будет там сегодня вечером?
Мой желудок поднимается в горло, как будто кто-то только что наполнил мои внутренности содой, смешанной с уксусом. Определенно она и есть причина моего беспокойства по поводу встречи одноклассников.
— Не знаю. Все равно. Я уверен, что в Техасе нет такого соблазна, ради которого она покинула бы свой большой, модный город.
Лиам качает головой и гладит лошадь.
— Я все еще не могу поверить, что она уехала. Я думал, Эмили всегда будет называть Техас своим домом.
«Ну, теперь нас таких двое».
Иногда жизнь делает резкий поворот влево, когда ты думаешь, что поворачиваешь направо. Моя жизнь была идеальной. У меня была девушка с самыми красивыми карими глазами, и она любила меня. Или, по крайней мере, так говорила. А потом жизнь стала немного сумасшедшей. Моя девушка пришла ко мне вся в слезах и рассказала о возможностях в Нью-Йорке. Я держал рот на замке, потому что был чертовски уверен, что она предпочтет меня какой-то работе. Она должна была знать, что я тоже ее люблю. Я не говорил об этом так, как она, но я любил ее больше, чем могли выразить эти три маленьких слова. Я был неправ, и девушка, которую я люблю, села в автобус и даже не оглянулась назад. Это было пять лет назад. С тех пор моя жизнь в значительной степени — отстой.
Я снимаю рабочую перчатку и прижимаю руку к животу. Мне больно. А, может быть, боль намного выше, может быть, прямо в сердце. Я никогда не хотел и не желал чего-то так сильно. Увидеть Эмили было бы потрясающе, но в то же время я знал, что это добьет меня. Не уверен, что выживу, если она будет здесь. Конечно, я не уверен, что выживу, если ее не будет. Я такой жалкий придурок.
— Ну, если она здесь, убедись, что мама не узнает об этом. Только Господь знает, что она сделает, если получит возможность сказать пару слов девушке, которая разбила сердце ее бедному мальчику. — Мой младший брат дразнит меня, но он не слишком далек от истины. Мама — защищающая медведица. Никто не будет в безопасности, если причинит боль тому, кого она любит. А правда в том, что уход Эмили меня раздавил. Я этого не показывал, но мама знала. Матери всегда знают.
Я оставляю Лиама выгуливать его лошадь и направляюсь в главный дом, чтобы получить чек от отца. Брат по-прежнему живет в родительском доме, я же перебрался в небольшой коттедж на другой стороне нашей собственности. Но я все еще провожу большую часть времени с семьей. Мама готовит намного лучше меня, и к тому же я не большой поклонник одиночества. Не говоря уже о том, что мой дом заставляет меня думать об одной девушке, которая, как я думал, будет жить там со мной.
Мы с Эмили пробирались в коттедж и играли в «семью», когда учились в школе. И под играми я подразумеваю секс. У нас было много секса в том коттедже. Я часами ласкал руками ее нежную абрикосовую кожу, пытаясь запомнить каждый изгиб и веснушку. У нее была самая мягкая кожа, особенно на внутренней стороне бедер. Мои пальцы скользили туда-сюда, туда-сюда. Это было гипнотически. Она называла меня дразнилкой. Думаю, внутренняя сторона бедра — чувствительное место на теле женщины. Я не знаю. Я отказываюсь прикасаться к кому-либо еще. Никто больше не может быть таким мягким, и я знаю, что буду разочарован.
А я уже достаточно разочарован. Никто не целуется так, как она. Никто другой не может смотреть взглядом чистой невинности, делая при этом со мной много грязных вещей. Никто не заставляет мое сердце биться правильно. Никто не подходит. Я играю в игры. И я ухожу. Они не похожи на Эмили.
