— Все, что заключено в образе дракона, суть зло, — говорил жрец. — Единственный свет, который можно увидеть в его глазах — это свет ненависти. Вот почему вы не должны иметь другой цели кроме как убить, и еще раз убить. Только убить.
Их было десять. Десять юношей в доспехах, преклонивших колени среди обжигающего песка пустыни. Нату не было нужды поворачивать голову, чтобы их сосчитать. Он и так прекрасно знал их число, ведь он был одним из них. Как и его товарищи, перед собой он держал круглый щит, как и они, ощущал палящие лучи солнца на назатыльнике своего шлема с широким забралом, оставляющим для обзора лишь узкую прорезь.
Доспехи были черными. Песок в ослепительном свете казался бежевым, дюны и скалы тоже выглядели лишенными красок, выбеленные дневным огнем, — так забытое на веревке белье пропекается полуденным зноем.
Пространство впереди утрачивало линии; они словно испарялись в ярком сиянии. Солнце стирало контуры, размывало очертания предметов.
— Сезон огня заканчивается, — продолжал внушать жрец. — Дни солнца сочтены. Скоро небо заполнят облака, и на нас вновь обрушатся дожди.
Нат нервно моргнул. Хотя сияние солнечных лучей не причиняло ему ни малейшего беспокойства, — как и все его соплеменники, он мог без ущерба для себя прямо смотреть на дневное светило, — но церемония напутствия затягивалсь, и он ощущал боль в коленях. За его спиной возвышалась скала; на каменной поверхности пласты минеральных наслоений складывались в затейливый узор. Чуть повыше находились гроты, и среди них — его, Ната, родные гроты, о которых он изо всех сил старался не думать. Через несколько минут он отправится в странствие-поиск, и на этом прямом пути, уводящем за горизонт, у него уже не будет права оглянуться, чтобы посмотреть назад.
Несмотря на жару — семьдесят градусов по Цельсию, а под прямыми лучами и все восемьдесят — Нат пока еще не вспотел. Что правда, то правда — обитатели пустыни издавна жили в гармонии со зноем.
Справа внезапно заскрипел песок, и, хотя шлем давал лишь ограниченный обзор, Нат разглядел высокий силуэт Раццы, верховного жреца, также облаченного в водонепроницаемую кирасу. Старик сделал пару шагов, затем замер лицом к равнине и медленно поднял голову к небу традиционным движением караульщиков облаков и часовых дождя. Но сейчас это был всего лишь ритуальный жест. Сезон дождей только предстоял, и на протяжении еще нескольких недель небо не омрачится ни единым облачком.
Рацца повернулся; в ярком свете каждая деталь его одеяния казалась обведенной тонкой теневой линией, словно очерченная мягким карандашом. Нат заметил, что от времени и зноя резина на доспехе верховного жреца местами лопнула. Множество мелких трещин разбегалось по гибкому каучуку щита, шлема и поножей. Впрочем, у каждого из коленопреклоненных юношей состояние брони было не лучше. Эластичное покрытие шлема и кирасы, рассыхаясь на солнце, превращалось в пористое вещество, изборожденное сетью разрывов. Нат поморщился: на его собственных доспехах в области бедра зияла дыра, а концы перчаток начали расслаиваться.
Рацца затянул напутственную песню, на которую глухим эхом отозвался хор обитателей гротов. Непроизвольно Нат пытался услышать в этом густом бормотании знакомый голос, но тщетно.
— Сезон огня заканчивается, — наставлял жрец. — Дни солнца сочтены. Скоро небо заполнят облака, и на нас вновь обрушатся дожди. Пройдет шесть месяцев, целых шесть, прежде чем вернется живительный зной. Полгода нам дрожать под ливнями, прятаться от ураганов в глубине пещер. Полгода спасаться от драконьего голода…
При этих словах по скальным гротам прокатился горестный ропот, состоящий из детского плача и стенаний женщин.
— Вы не хуже меня знаете, — продолжал обряд старейшина, и его голос становился все более хриплым, — порождения ила вот-вот проснутся от спячки, а с ними проснется и их ненасытный голод. Многие из нас погибнут прежде, чем истекут эти шесть месяцев, многие не увидят, как вновь восходит небесный огонь. Каждый год это время становится для нас временем смерти. Но сегодня мы благословляем в путь рыцарей-искателей! Еще вчера они были детьми, завтра они станут нашими защитниками. Они несут в своих сердцах ненависть к самому облику дракона, презрение к водному народу, отвращение к насельникам болот. Они сделают все, чтобы уничтожить злодеев, все, чтобы пресечь ежегодное истребление, от которого мы страдаем. Благодаря их смелости, благодаря их жертве, кто-то из женщин и детей избежит этой зимой жестокой смерти под дождем, в зубах прожорливого хищника…
Ему пришлось прерваться, потому что ветер, наполненный песком, уносил его слова далеко за дюны. Нат закрыл глаза. Песок, поскрипывая, ударялся о гребень его шлема, царапал потускневший каучук кирасы. Ветер… Ветер означал, что время жары на исходе, он был тревожным предзнаменованием, предвестником бурь. Незадолго до того, в самом сердце пещер, старейшины держали совет. Жрецы не могли ничем обнадежить. Часовые облаков с самого начала лета мрачно качали головами, им вторили медиумы и провидцы. Осязатели вод (как их обычно называли), основываясь на собственных ревматических болях, были единодушны: сезон дождей предстоит ранний. Стада облаков уже начали свое кочевье. Скоро белизна неба угрожающе вспенится клубящимися ордами, зловещей кавалерией, предтечей потопа. Необходимо без промедления снарядить рыцарей-искателей и отправить их через необозримое пространство пустыни в путь без возврата. Путь, к которому их готовили долгие годы.
