Младший командир Красной Армии, служащий в роте связи Степан Лаптев проверял катушку телефонного кабеля и вполголоса матерился.
Вся работа с утра сегодняшнего дня проходила на нервах. И вчерашние сутки по накалу страстей не уступали. Вообще три последних дня вся рота связи бегала по декабрьскому снегу как ужаленная, прокладывая новые резервные линии связи. Шутка ли — приказ сверху, из-под тех самых больших рубиновых звезд — обеспечить испытания в боевых условиях новых секретных танков. Видел Семен эти «секретные» танки. Даже на фоне внушающих уважение трехбашенных двадцатипятитонных Т-28 они выделялись как огромные каменные глыбы, обтесанные ледником, среди галечного пляжа. Танков было три. Один с огромной башней, другие два — с двумя башнями, поставленными, согласно меткому народному слову, «цугом, по-линкорному». Машины, окрашенные в симпатичный молочный с разводами зимний «камуфляжный» цвет, одним своим видом символизировали мощь бронетанковых войск. Мужики из пехоты сначала с восторгом восприняли появление этих гигантов, появившихся внезапно на передовой с целой свитой меньших собратьев. Все считали, что уж эти железные горы, ощетинившиеся жерлами полковых калибров — разнесут в полчаса всю хитрую и неожиданно мощную оборону белофиннов. Но гигантам не везло. Сразу и по-крупному. Ничего кроме вминания в снег заграждений из колючей проволоки и сваливания гранитных надолбов, те пока хорошо делать не умели. Хотя по вражеским дотам стреляли знатно. Еще бы — благодаря толстой броне безнаказанно выходили на прямую наводку и просто глушили в пять стволов любое движение на финской стороне. Но стоило нашей пехоте вновь подняться в атаку по красной ракете, как финские пулеметы оживали и кинжальным огнем отбрасывали ее обратно. Финны давным-давно пристреляли всю местность перед своими позициями. Еще и родная артиллерия могла иногда «подсуропить» своей же пехоте с запоздавшим или неточным из-за неопытного корректировщика артобстрелом.
Неприятности у «секретных» танков начались с того, что сначала «большеголовому» прострелили ствол, и его после этого отправили на ремонт. Затем командование, имевшее приказ и настойчиво понукаемое руководителями свыше, решило пойти ва-банк. Поставив два оставшихся двухбашенных «секретных» танка во главе колонны, не нашло ничего лучше, как послать их по узкой лесной дороге в прорыв, следуя всем наставлениям по танковой тактике РККА, которые писались под действия на открытой местности, в поле, вроде Халхин-Гола или озера Хасан.
Красная Армия который день подряд безуспешно пыталась взять сильно укрепленный и глубоко эшелонированный финский рубеж обороны, желая во что бы то ни стало вписаться в казенную формулировку «взял сходу». Осознание того, что у финнов не хлипкие японские траншеи и что перед штурмом надо сначала вскрыть огневые точки, затем раздолбить их корпусной артиллерией, после чего выслать саперов, чтоб те разминировали подходы и расчистили проходы в надолбах, а уж потом запускать танки, к высшему командованию РККА придет только во второй половине этого конфликта, названного впоследствии Зимней войной, после пятидесятиградусных январских морозов.
Усиленный бронетанковый отряд пошел вперед без артподготовки и без сопровождения пехоты. Про поддержку авиации никто даже не заикался, хотя артиллерия и пехота могли бы и поддержать, если бы комдив отдал соответствующую команду. Но что взять с комдива, который еще два года назад ходил в капитанах, как и многие нынешние командиры полков, бригад и дивизий. Вдобавок, каждый свой приказ комдив должен был согласовывать с комиссаром, что существенно снижало скорость принятия решений. Красная Армия еще училась воевать, оплачивая свое обучение самой дорогой ценой из всех возможных — ценой жизней своих бойцов.
Сначала все было чудесно, буквально как в пропагандистских фильмах: повинуясь флажкам командиров, зычно взревев авиационными двигателями, танки мощно и неотвратимо, дыша силой и упрямой верой в свою стальную судьбу, пошли в атаку на финские позиции. Выломав очередные метры колючей проволоки, выворотив надолбы и преодолев неглубокий противотанковый ров, колонна танков, ведомая двумя гигантами, рванула вглубь вражеских укреплений по узкой, покрытой снегом лесной дороге. Казалось, вот он — прорыв, стальные хищники наконец нащупали брешь, и пехота, пройдя следом за прорвавшимися танками, закрепит долгожданный успех.
Но тут головной танк, то ли из-за невнимательности механика-водителя, а может, просто по судьбе своей, на лесной развилке наехал на груду каких-то ящиков. Никто потом так и не смог выяснить — были те ящики небольшим финским полевым складом боеприпасов или, что вернее, заранее заложенным фугасом на единственном направлении, куда могли направиться наши танки — но рвануло знатно. Нарвись на этот фугас легкая БТ-шка — порвало бы ее пополам, а так нашему новейшему супертанку только гусеницу сорвало, поломало ленивец, да днище погнулось. Колонна встала. Головной танк передней частью клюнул в воронку — мощный взрыв, несмотря на входящую в силу зиму, растопил и смел весь снег вокруг поврежденной машины. В тот день танкисты прокляли всех своих богов. Все попытки починить или отбуксировать горемычный танк не привели ни к какому результату. Пока чинили первый, чуть не сломался и второй «секретный» гигант. Финны тем временем стянули в этот район артиллерию и все возможные резервы, готовясь к неизбежному для наших застрявших в лесу танков ночному возмездию.