Как бы я хотел каждое письмо, которое вы найдёте и сможете прочесть далее, начать самыми простыми и ясными словами: «Здравствуйте, уважаемый, дорогой, любимый Андрей!» Но нет у меня такой возможности.
Будь она у меня, вряд ли решился бы я написать то, что написал…
Так уж случилось, что первое своё сильнейшее художественное впечатление в жизни я получил совершенно случайно, не будучи к нему готовым, в довольно юном возрасте. Мне было лет двенадцать, когда в маленьком кинотеатре, от нечего делать, я посмотрел кино, которое и не собирался смотреть. Это потом я узнал, что кино то сделал режиссёр Андрей Тарковский. Прежде меня не интересовало, кто делает кино, кто такие режиссёры, художники, композиторы. Писатели мне известны были только те, которые писали приключения и фантастику. После того дневного сеанса моя жизнь изменилась. Ни много ни мало. Изменилась навсегда.
Андрей Тарковский умер, когда мне было девятнадцать лет. Я был юн, служил моряком у самых восточных пределов огромной страны, но даже там, даже под присягой и с погонами на плечах я ощутил горе и пустоту утраты непонятного мне уровня и масштаба. Я почувствовал уход самого крупного художника из тех, с кем мне довелось жить в одно время.
И хоть совсем недолго, но всё же я был его современником и навсегда останусь его соотечественником. Именно это даёт мне особо сильные чувства и некоторые права на написанное мною далее.
А уже совсем недавно я снова получил мощнейшее впечатление. И вновь получил его из рук Андрея Тарковского. Но это было уже, скорее, жизненное впечатление. Целый год я прожил, читая и перечитывая всё что только можно прочитать из написанного им, им сказанного, им продиктованного. Дневники, лекции, стенограммы выступлений, книги, интервью, комментарии, письма…
Целый год я находился в непрерывном и счастливом диалоге с этим человеком и гениальным художником. Это был именно диалог! Я услышал вопросы, адресованные всякому человеку, который предан искусству. Предан! И не важно, создаёт он искусство или любит его как зритель, читатель, слушатель. Я услышал вопросы, на которые почувствовал потребность ответить.
Я не знаю человека, жившего и живущего со мной в одном времени, который бы так был предан искусству, и только искусству… Человека столь одинокого, страдающего от одиночества, но сознательно обрекшего себя на него… Человека, жаждущего понимания своего искусства, сделавшего всё возможное для этого понимания, но не получившего его прежде всего от близких и коллег.
Я не знаю художников (в самом широком смысле этого слова) конца двадцатого века и поныне, кто служил бы искусству, как последний солдат погибшей армии, как один в поле воин.
Тарковский много писал о художнике, о его предназначении и о его миссии. Он много писал об искусстве, о сути таланта и долге человека, создающего искусство. Но он писал и о долге человека, искусство воспринимающего, о долге зрителя, читателя… Вот я и захотел написать ему, захотел сообщить ему, что он услышан.
Это был порыв! Это было простое и сильное стремление подать знак, поддержать…
То, что вы прочтёте далее – это… А что это? Это точно не теоретические статьи. В этих письмах нет и намёка на теорию. Это не манифест и даже близко не манифест. Набор ли это эмоциональных банальностей? Возможно! Эмоций и банальностей в этих письмах хватает.
Но мне хочется верить, что Андрею Тарковскому было бы радостно прочитать мною написанное. Для него там ничего нового нет. Где-то я почти копирую его стиль. Где-то почти повторяю им сказанное. Это я знаю. Но на некоторые поставленные им вопросы я всё же даю ответы. Удовлетворили бы они его или нет – не знаю. Сомневаюсь.
Я о другой радости…
Лично я был бы рад получить письмо с попытками ответить на поставленные мною вопросы. Я написал то, чем хотел бы поддержать человека, живущего искусством! Почему? А потому что он, Андрей, сам поддерживал и поддерживает меня в моей к искусству любви. Он своей жизнью, своими картинами, своими текстами, своими высказываниями, поступками и даже снятыми им полароидными снимками помог и помогает мне удержаться от соблазнов и безумия. Он позволяет мне ощущать призвание читать, видеть, слышать и чувствовать произведения искусства, создавать искусство как важнейшую человеческую способность и важнейшее переживание.
Кто-то может обидеться на мною написанное, и даже наверняка обидится. Этого я хотел меньше всего, когда писал свои письма.
Кто-то откажет мне в праве так и писать и так рассуждать… Что ж?! Имеет полное право!
Я же писал о любви. Прежде всего о любви к жизни… А потом уже об искусстве.
Кому я написал? Андрею Тарковскому? Андрею Рублёву? Художнику? Зрителю? Читателю?.. Не скажу. Не знаю.
Я написал письма, которые не ведаю кому и как попадут в руки и на глаза. Не знаю, как и в ком они отзовутся и отзовутся ли вообще.
Но я написал их в надежде поддержать того, кто любит… Любит читать или писать, смотреть или снимать, исполнять или слушать… Любит искусство, любит жизнь, и кому нужна поддержка в этой любви.
Мне лично поддержка нужна…
Вот я и написал…
Андрею.
