Юрий Вячеславович СОТНИК
ПЕТУХИ
В лесу, по тропинке, что вилась среди аккуратных елочек, брел Паша Мочалин.
Он был одет парадно: в новенькие черные брюки и белоснежную рубашку с красным галстуком. Волосы его были подстрижены, приглажены и топорщились по привычке лишь в нескольких местах, однако лицо Пашино, красное, в редких, но крупных веснушках, выглядело озабоченно, сумрачно.
Он брел медленно, глядя пустыми глазами куда-то вверх перед собой, держа в руке за спиной исписанный тетрадочный листок. Брел и угрюмо бормотал:
— Дорогие ребята! Мы, пионеры Рожновской неполной средней школы, рады… рады… это… Черт, забыл! Рады приветствовать вас в нашем родном колхозе. Мы уверены, что ваш приезд… ваш приезд… Обратно забыл!
Сегодня должно было произойти исключительно важное событие. Сегодня к рожновским школьникам должны были приехать в гости ребята из городского Дома пионеров, с которыми Пашин отряд больше года вел оживленную переписку. Паше, как члену совета отряда, было поручено сказать гостям приветственную речь.
Вчера Паша до полуночи пыхтел на кухне, составляя текст своего приветствия, и очень, как говорится, переживал. То и дело он вылезал из-за стола и открывал дверь в горницу, где стучал костяшками счетов его отец — колхозный бригадир.
— Пап! Какое тут слово поставить? «Дорогие ребята, мы очень рады…» ну, вроде «поздороваться с вами», только не «поздороваться», а другое слово есть.
— Ну, пиши: «… рады приветствовать вас», — басил отец, не отрываясь от своих бумаг.
— Во! Приветствовать, — удовлетворенно ворчал Паша и удалялся.
Но через минуту его голова снова просовывалась в дверь.
— «Ваш приезд поможет нашей дружбе». Нескладно, да?
— Ну, хочешь, так напиши: «…поможет укрепить нашу дружбу».
— «Укрепить дружбу» — это складней. Только «поможет» нехорошо. Больно обыкновенно. В газетах по-другому пишется.
— Тогда валяй: «…будет способствовать укреплению нашей дружбы».
— Ага! Во! — Паша энергичным движением вскидывал большой палец и возвращался к столу.
Наконец приветствие было готово. Паша лег спать на печку, где была его постель, но и тут не нашел себе покоя. Поворочавшись минут двадцать, он сполз в потемках на пол и снова открыл дверь в горницу, в которой тоже было темно.
— Пап! Спишь?
— Ну что тебе?
— Как лучше: по бумажке читать или, может, выучить?
— Спи давай! Первый час уже!
— Лучше выучу. А то вдруг они без бумажки, а я — по писаному. Потом, гляди, смеяться будут.
То ли от волнения, то ли от того, что он не выспался, зубрежка плохо давалась Паше. С шести часов утра он слонялся по двору и бубнил слова приветствия. Когда проснулись его младшие сестренки и стали ему мешать своими криками и беготней, он удалился в лес. На душе у Паши становилось все тревожней. Оставался какой-нибудь час до приезда гостей, а приветствие все еще не было выучено.
Бормоча, часто останавливаясь, чтобы припомнить забытую фразу, иногда воровато, краешком глаза, взглядывая на текст и снова пряча его за спину, Паша дошел до узкой речки, через которую был перекинут пешеходный мостик. Слева от мостика тянулся небольшой пляж, покрытый мелким чистым песком. Будущий оратор решил искупаться, чтобы освежить утомленную голову. Сойдя на пляж, он разделся, аккуратно повесил рубашку и брюки на ракитовый куст и бросился в воду.
Тут вдали послышались автомобильный гудок и многоголосое пение. Паша чуть не захлебнулся от испуга, подумав, что это уже едут со станции гости. Но, взглянув туда, где виднелся бревенчатый мост, он успокоился: это пели колхозницы, ехавшие на машине, груженной сеном.
Выбравшись на пляж, Паша, не одеваясь, достал из штанов листочек с текстом и продолжал свои занятия, но уже по другому методу. Вместо того чтобы тихо бубнить себе под нос, он оглянулся, убедился, что вокруг нет ни души, и, размахивая руками, заговорил быстро, громко, с воодушевлением, так, словно его слушали человек двести:
— Дорогие ребята! Мы, пионеры Рожновской неполной средней школы, рады приветствовать вас в нашем родном колхозе. Мы уверены, что ваш приезд будет способствовать укреплению дружбы, которая завязалась у нас благодаря переписке. Дорогие ребята! Мы с интересом читали ваши письма и радовались, что у вас… и радовались потому…
Паша сбился, умолк и сердито уставился на противоположный берег реки, поднимавшийся над водой невысоким обрывом.
Там, почти вплотную к обрыву, желтой стеной подступила спелая рожь. По тропинке, скрытой во ржи, кто-то шел. Сначала среди колосьев мелькала лишь серая кепка, потом показалась голова, потом — голые загорелые плечи.
— Несет нелегкая! — проворчал Паша.
Он сел на песок, положил текст на колени и продолжал зубрить уже вполголоса.
Путник вышел из хлебов. Это был мальчишка примерно тех же лет, что и Паша. Он шел в одних трусах, неся под мышкой большой продолговатый предмет, завернутый в газету да еще в середине обмотанный какой-то белой тканью.
Перейдя через мостик, он остановился, в раздумье почесывая нос.
Паша покосился на него.
— Еще купаться надумает. Занимайся тут! — шепнул он сам себе.
И тут же мальчишка спустился на пляж и направился прямо к Паше. Метрах в двух от оратора он бережно положил сверток на песок, сбросил кепку, снял сандалии и пошлепал себя ладонями по груди.