Глава 1
Подмосковный вечер
С утра подмораживало, и мне в моем «пухляке» было не жарко. Но на рынке я согрелся – Сурен подогнал целый грузовичок, затаренный мешками с луком, и я один все их перетаскал на склад. Запарился даже.
– Все, парой, – громко позвал я хозяина, – сгрузил!
– Ай, молодец! – отозвался тот и колобком вкатился в овощехранилище. – Спасибо, Саша-джан!
Словно из воздуха вытащив пятисотку, он вручил ее мне. Я принял деньги, кивнув, и сунул их в карман. Молча.
Нет у меня привычки благодарить за то, что заработано.
Сурен вздохнул с какой-то бабской жалостливостью и сказал негромко:
– Вот уважаю я тебя, Саша-джан, за то, что не теряешь достоинства. Вот уважаю!
И протянул мне руку. Я криво усмехнулся и пожал волосатую конечность. Не теряю, значит, достоинства…
А для меня это совсем не сложно – большего ничего и не имею!
Но все равно, ласкает слух.
Натягивая шапку-чеченку, я проводил Оганяна глазами – тот уже укатился обратно в торговый зал чего-то разруливать.
Сурен – обычный коммерс, жесткий, прожженный тип, который не церемонится с чужаками. И кинуть может, и развести, зато за своих горой стоит.
«Парой» – это вежливое, но официальное обращение, означает оно обычное наше «господин», а восходит к титулу «барон», занесенному в Армению крестоносцами. Так вот Сурен мне как раз и напоминает этакого дона Пампу, средневекового жизнелюба.
Такой своих людишек в обиду не даст. Наказать может, коли за дело, но и подсобит, если что. Как не порадеть за своего человечка?
Я натянул пуховик и вышел на холод. Еще светло было, хотя солнце село уже.
Рыночные ряды почти опустели. Последние торгаши, задержавшиеся в надежде слупить пару тысчонок с припозднившихся покупателей, спешно собирали товар, распихивая его по гигантским сумкам-чувалам и заваливая ими тележки.
Субтильный Гриша из братии грузчиков едва стронул такую с места. Он напрягался, выгибался дугой, скреб сапогами по земле, пыхтел, выдавливая маты из тощей груди, и вот транспортное средство нехотя покатилось – громадная куча сумок и мешков угрожающе покачивалась, готовясь рухнуть и погребя Гришку под китайским ширпотребом.
Рынок стремительно пустел, и эта малолюдность да кучи мусора – оберточная бумага, хрустящие пакеты, которые ворошил неласковый ветер, картонные ящики и коробочки из-под «Доширака», – все это навевало тоску.
А сверху приспускалась хмурая облачность. Косые пальцы столбов, невежливо тычась, указывали на тучи, а черные голые ветви деревьев словно взывали к небесам, страшась холодов и умоляя отвести зиму.
Небеса равнодушно молчали, перемешивая серую рванину кумулюсов…
Я вздохнул и прибавил шагу. Холодно как…
Завтра надо будет свитер надеть, тот, что с дырой на спине. Под пухляком не видно.
Додумывая эту житейски состоятельную мысль, я расслышал отчаянный девичий крик. Что еще не слава богу?
Из-за киоска на углу выбежала девушка в расстегнутом пальтишке, из-под которого ярко краснела вязаная кофта, а на голове подпрыгивал синий помпон шапки. Даже отсюда было видно, что ноги у бегуньи длинные, обтянуты цветастыми леггинсами и обуты в ношеные сапоги цвета кофе с молоком.
Девчонка припустила мимо рядов, устремляясь к складам, слепленным из сэндвич-панелей, и тут же показались преследователи – двое парней в модных прикидах. Мажоры.
Парни гоготали, скача вдогонку за своей добычей.
Парочка торговцев сделала вид, что ничего не происходит, лишь головы в плечи вжала под накинутыми капюшонами да поспешила удалиться. «Моя хата с краю, ничего не знаю».
Вполне понятная жизненная позиция, вот только меня по другому рецепту делали – не люблю, когда девочек обижают.
Джентльмен я, рыцарь «бла-ародный». Дурак, короче.
Глянув вслед убегавшей девушке, я увидел, что та попалась – угодила в тупик и заметалась между стенами складских помещений.
Мажоры добежали и остановились, переводя Дух.
– Ну, ты нас загоняла! – весело сказал один из них, в рыжей дубленке, упирая руки в колени. – Ф-фу-у! Прям чемпионка по бегу! Давай, заголяйся.
– Только по-быстрому, – добавил другой, в толстовке «Ливайс», – а то холодно.
– Не трогайте меня! Шо я вам сделала? – заверещала «добыча». – Отпустите! Я не хочу-у!
– А мы хотим! – загоготал «загонщик» в толстовке.
Оба двинулись к девушке, разведя руки и глумливо повторяя «У-тю-тю!» да «Цып-цып-цып!» Девчонка прижалась к стене и закрыла лицо руками в варежках.
А молодая особа явно за модой не следит, заметил я отстраненно, как бы вчуже. Одно из двух – или у нее отсутствует вкус, или тупо нет денег. Скорее, второе – вон, даже варежки разные – одна синяя, с вышитой снежинкой, а другая – малиновая.
Неторопливо приближаясь, я оказался у мажоров за спиной – те от вожделения и страх, и опаску утратили. Росту я немалого, поэтому начал с того, что врезал типу в дубленке ребром ладони по шее. Тот хрюкнул только и сунулся мордой в запакощенный сугроб. Его товарищ в толстовке сначала очень удивился, а потом полез на меня, воспылав жаждой мести. Зря.
Я врезал мажору между ног, а когда тот согнулся в три погибели, шипя от боли, выпрямил его апперкотом, с удовольствием плюща противнику губы и нос. Парнишу вздернуло, и я закончил комбинацию локтем в челюсть – мажора отнесло и впечатало в стенку. По ней он и сполз, опрокидываясь на утоптанный, обильно политый мочой снег. Там тебе и место.
