Это было зимним утром в Дарджилинге. Густой туман, всю ночь лежавший на улице, как сугроб, начинал понемногу таять.
Утренний променад напоминал прогулку по облакам в каком-нибудь английском провинциальном раю. Архитектура вокруг была исключительно колониальной: банк с имперскими каменными львами, почтамт с красными почтовыми ящиками, чайная лавка, чью витрину скрывал поржавелый железный занавес.
До отъезда из Дарджилинга оставалось меньше часа, хотелось купить в подарок друзьям, да и просто в дорогу ноябрьского свежего чая. Но местные торговцы, похоже, не собирались начинать бизнес раньше, чем рассеется туман.
Часы на здании почтамта показывали половину девятого. Я остановился на перекрёстке в задумчивости. Куда идти, было непонятно, а спрашивать бесполезно. В Индии четверо прохожих отправят на четыре стороны света. Чтобы узнать более-менее верное направление, нужно опросить человек десять-пятнадцать и тщательно проанализировать полученную информацию, но времени на это не было.
И тут из тумана появилась она. Фигура в чёрных мешковатых штанах, чёрной куртке и грязном платке, намотанном на голову. В руках она держала лепёшку-чапати и два помидора.
– Если вы хотите выпить чаю, то я рекомендую заведение в переулке. Это всего триста футов отсюда по левой стороне. – её британский, может быть, даже оксфордский выговор плохо сочетался с тряпьём, в которое она была одета, но не оставлял никаких сомнений, что передо мной белая леди.
– Спасибо, мадам. – Я двинулся в указанном направлении и обнаружил неказистую забегаловку, над которой витал горячий хлебный дух.
Четверть часа я согревался лепёшками и чёрным чаем. Для того чтобы его получить, надо было повторять мантру «ноу милк, ноу милк, ноу милк», пока рука подавальщика тянулась к чайнику, где набодяжен местный «инглиш ти», сладко-жирная бурда с молоком.
Для чего цветут чайные кусты на горных склонах Западной Бенгалии? Неужели затем, чтобы сгинуть в молочно-сахарном вареве? Общепит, хоть индийский, хоть советский, сводит всё вкусовое многообразие мира к одному рецепту – дёшево и сердито.
Но я-то своего в то утро добился, получил персональный чайник ароматного напитка и, блаженствуя, употребил его под недоумённым взглядом буфетчика.
На улице распогодилось. Солнечные лучи нарезали туман ломтями. Возвращаясь в гостиницу, я опять встретил белую леди. Она завтракала прямо на земле, используя вместо скатерти газету. Я пожелал ей приятного аппетита, она улыбнулась в ответ и спросила, понравился ли мне чай.
– Он был превосходен. Могу ли я спросить, как давно вы живёте здесь?
– Двенадцать лет.
– Я тоже подумываю о том, чтобы задержаться в этих краях, но не знаю, чем тут зарабатывать на чапати насущный.
– Пишите статьи для западных газет. Я занимаюсь этим уже давно.
– Вы журналист?
– Я финансовый эксперт. Пишу в «Уолл-стрит джорнал» и лондонскую «Таймс».
Челюсть у меня отвисла. Если бы мы встретились за завтраком в отеле! Но здесь – на грязной обочине пыльного переулка… Я достал телефон, собираясь узнать имя собеседницы и погуглить его на досуге. Но леди как-то по-своему истолковала этот жест и не дала мне раскрыть рта.
– Сэр, я не для продажи, – заявила она. – До свидания.
Это было сказано так гордо и категорично, что дальнейшие расспросы выглядели бы назойливым хамством. Я молча поклонился и пошёл вверх по улице, бормоча под нос «вот так попил чайку!».
– В Индии многие заново придумывают себя, – прокомментировал историю буддист Миша из Праги, посасывая сиккимское пиво «Хит».
Дело было в Бихаре, индийском штате, который знаменит беспредельной коррупцией, бандитизмом на дорогах и огромной ступой Махабодхи. Каждый год, в декабре, практикующие Ваджраяну собираются здесь для коллективных медитаций и религиозного фанатизма. Многие совершают кору, простираясь на земле во весь рост.
Кора – это обход ступы посолонь. Двигаясь по часовой стрелке, принято желать счастья всем живым существам. Ну и себя не забывать. Буддисты давно поняли, что земные дороги не ведут в нирвану, поэтому лучше всего ходить по кругу в правильном месте. В идеале каждую ступу надо обойти 108 раз, по числу бусинок в чётках, но до идеала нам далеко. Особенно по утрам.
Махабодхи означает «Великое просветление». И сама ступа велика – пятьдесят с лишним метров в высоту. Вокруг неё можно делать малую кору – 180 шагов или большую – 500 метров. Я выбрал малую, прикинув, что у меня нет никаких шансов пройти сорок четыре километра за день. А 180 шагов (108 кругов ≈ двенадцать километров), может быть, и получится.
Приложился лбом к отпечатку ступней Будды Шакьямуни, сидевшего тут 2500 лет назад, и пошёл.
Мраморный пол ласково холодит ноги. Приятное декабрьское утро, +25 градусов в тени фикуса Религиозного, растущего у западной стороны ступы.
Говорят, если совершить полную кору, сбудутся все пожелания. Но вот вопрос – что пожелать? Как-то пошло клянчить под деревом просветления мешок денег и «Мерседес». Об этом, кстати, есть буддистский анекдот: подходит к ламе бизнесмен и просит дать мантру финансового процветания. Лама, не задумываясь, произносит: «Ом мани, мани, мани, махамани, кам ту ми фастли сун!»
