Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов
Авторы: Сэмюэль Дилэни
Жанр: Научная фантастика
Цикл: Вега
Формат: Полный
Всего в книге 116 страниц. Год издания книги - 1993.
В этой книге представлены произведения известного американского писателя С. Р. Дилэни, отмеченные высшими литературными премиями в области фантастики: романы «Вавилон-17» (Небьюла-1966), «Пересечение Эйнштейна» (Небьюла-1967) и рассказ «Время, точно низка самоцветов» (Хьюго-1969 и Небьюла-1970).
Автора отличает глубокий философский подход к поставленным проблемам, нестандартность формы и стиля произведений.
Читать онлайн Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов
Вавилон-17
(Перев. Ю. Стрельцова)
Ни в чем цивилизация не может так полно выразиться, как в языке. Если мы им в совершенстве не владеем или сам он несовершенен, то несовершенна и сама цивилизация.
Марио Пей
…-а вот эта штука — для Боба, она прольет свет на кое-какие события прошлого года…
Часть первая
Ридра Вонг
… Здесь заключен двусмысленности центр.
Свет электрический на улицу пролился.
Обманчивые тени расскажут будущее мальчиков,
но присмотрись, они не мальчики совсем;
игра теней — и съеживается рот,
младые губы полные стареют;
тень режет словно бритва, или
как кислота съедает все на розовых щеках…
… иль трещина в кости — источник
тех темных капель, вытекающих на грудь
при каждом жесте или вспышке света
с разбухших губ,
слюна замешана на крови…
Они галдят, однообразною толпою на улице волнуясь
и волнами спадая снова, как лес сплавной приливом
на берег брошенный, и вновь обратно всосанный потоком,
только шлепок бревна о песок,
только рывок обратно к воде.
Сплавной лес; узкие бедра, расплывчатые глаза,
широченные плечи и грубоотштукатуренные руки,
серолицые шакалы, стоящие на коленях для молитвы.
Цвета исчезают, разрушая день,
и те, кто остались в речном доке,
встречают юных моряков,
иноходью возвращающихся на корабль по улице…
Мэрлин Хэкер. «Призмы и линзы»
I
Это ГОРОД-ПОРТ.
Здесь небо ржавеет в дымах. Промышленные газы заливают вечер оранжеватым, розовым, пурпурным и другими оттенками красного. На западе, поднимающиеся и опускающиеся транспорты, разрывают облака, доставляя грузы к звездным центрам и спутникам. Но это и гниющий город, — думал генерал, сворачивая за угол по засыпанной мусором и отбросами обочине.
Со времен Вторжения шесть губительных запретов, — в течение нескольких месяцев каждый, — задушили город, жизнь которого пульсировала только благодаря межзвездной торговле. Спрашивается, как мог этот город существовать? Шесть раз за прошедшие двадцать лет генерал спрашивал себя об этом. А где же ответ? Его может и не быть.
Паника, мятежи, пожары, каннибализм…
Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, возвышавшихся над шатким монорельсом на фоне грязных построек. Улицы здесь были поменьше; туда-сюда сновали транспортные рабочие, грузчики, с десяток звездолетчиков в зеленых мундирах и орды бледных мужчин и женщин, руководивших сложными и запутанными таможенными операциями. Теперь они спокойны, заняты домом или работой, размышлял генерал. А ведь после Вторжения прошло два десятилетия. Все эти люди голодали во время запретов, разбитых окон, грабежей, с визгом разбегались перед брандспойтами, зубами, крошащимися от нехватки кальция, разрывали на куски трупы.
Что за животное человек? Он задавал себе этот абстрактный вопрос, чтобы отогнать воспоминания. Будучи генералом легче размышлять о «звериной сущности человека», чем вспоминать о временах последнего запрета, о женщине, которая сидела посреди тротуара, держа на коленях скелет своего ребенка, или о трех истощенных десятилетних девочках, напавших на него с бритвами прямо на улице (… одна из них свистнула сквозь коричневые зубы, и перед ней засверкал металл: «Иди сюда, Бифштекс! Иди возьми меня, Лангет…» Он использовал карате…), или о слепом, который шел по проспекту с несмолкаемыми воплями и криками.
Сейчас, это бледные, приличные мужчины и женщины, которые разговаривают тихо, и стараются, чтобы никакие чувства не отразились на их лицах; у них теперь бледные и приличные патриотические идеи: «Работать для победы над захватчиками», «Алона Стар и Кип Риак хороши в „Звездных Каникулах“, но Рональд Кувар — лучший серьезный артист». Они слушают музыку Хи Лайта (или не слушают, думал генерал, вспоминая медленные танцы, в которых партнеры не касаются друг друга). Служба в Таможне гарантирует спокойную жизнь. Работать непосредственно на Транспорте, может, и интересней, и веселее, судя по кинофильмам, но в действительности эти транспортники — такие странные…
Более интеллектуальные и умудренные опытом обсуждают поэзию Ридры Вонг.
Они часто говорят о Вторжении, и все теми же фразами, которые освящены двадцатилетним повторением по радио и в газетах. Они редко упоминают о запретах, только вскользь.
Взять любого из них, взять миллион. Кто они? Чего хотят? Что они скажут, если дать им возможность сказать?
Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил строки обозрения. Парадоксально: сейчас военный руководитель шел на встречу с Ридрой Вонг, преследуя вполне конкретную военную цель.
Вспыхнули уличные огни, и отражение генерала неожиданно появилось в золотистой витрине бара. Хорошо, что я сейчас не в мундире. Он увидел высокого мускулистого пятидесятилетнего человека с властным, словно вырубленным из камня, лицом. В сером штатском мундире генерал чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он производил на окружающих впечатление «большого и нескладного». Впоследствии — это изменение совпало с Вторжением — впечатление «массивного и властного».
Он вошел внутрь.
И прошептал:
— Боже, она прекрасна, даже не надо отыскивать ее среди других женщин. Я не знал, что она так прекрасна, изображения не передают этого…
Она повернулась к нему (увидела фигуру генерала в зеркале за стойкой), поднялась со стула, улыбнулась.
