* * *
Сердечная благодарность тем, кто прямо или косвенно участвовал в подготовке этой книги:
Елене Владимировне Пастернак, сумевшей найти время, чтобы прочитать и отредактировать составленный мною текст, всегда помогавшей мне советом;
Петру Евгеньевичу Пастернаку за неоценимую помощь в подборе визуального материала;
Николаю Алексеевичу Богомолову, по мере сил предоставлявшему возможность заниматься делом, не относящимся к исполнению моих прямых служебных обязанностей;
Лазарю Соломоновичу Флейшману, работы которого дали мне цельное представление о специфике личности, жизненном пути и общественной позиции Б.Л. Пастернака.
Также благодарю за разрешение на публикацию авторов и наследников тех современников Б.Л. Пастернака, фрагменты воспоминаний которых составили книгу «Пастернак в жизни». Без этого ее появление было бы невозможным.
Особенно тепло благодарю моих дочерей Елизавету и Антонину за эмоциональную поддержку, которую я от них всегда получаю.
Анна Сергеева-Клятис
Эта книга, по сути, первая попытка, предпринятая после смерти Пастернака, взглянуть на его жизненный и творческий путь объективно. Не глазами биографа, который всегда пристрастен, хотя и скрывает свои предпочтения под гомеровской маской беспристрастного повествователя, а глазами живого человека, личного знакомого, завсегдатая дома, члена семьи. Автор этой книги сознательно самоустраняется, не присваивает себе никаких оценок, не делает выводов из описанных ситуаций. На Пастернака смотрят, о нем рассказывают, его оценивают свидетели его жизни – современники. Они часто бывают необъективны, их высказывания отнюдь не всегда достоверны, нередко противоречат друг другу, что создает известную многомерность, по выражению Ю.М. Лотмана, – стереоскопичность образа. Как верно писал первооткрыватель этого жанра В.В. Вересаев, «многие сведения, приводимые в книге, конечно, недостоверны и носят все признаки слухов, сплетен, легенды. Но ведь живой человек характерен не только подлинными событиями своей жизни – он не менее характерен и теми легендами, которые вокруг него создаются, теми слухами и сплетнями, к которым он подает повод»[1]. Сомнительные свидетельства, принадлежащие подчас очень близким людям из окружения Пастернака, мы никак не отделяли от достоверных, поскольку, как справедливо замечает Вересаев, «нет дыма без огня».
Книга составлена в целом по хронологическому принципу; в соответствии с течением жизни Пастернака названы и ее главы, чтобы облегчить читателю проникновение в материал. В предисловие включен также краткий биографический очерк, который поможет разобраться в хитросплетениях «сюжета». Нередко, однако, внутри цельного периода вдруг оказывается более позднее свидетельство, которое тематически тесно связано с описываемой ситуацией. В этих случаях хронология материала нарушается в пользу смысла.
Едва ли не центральное место в книге, если не по объему, то по значимости, принадлежит высказываниям самого Пастернака. Известно, что корпус его писем огромен – в собрании сочинений составляет четыре тома и ими не исчерпывается. Очевидно также, что в своем эпистолярном творчестве Пастернак был столь же разнообразен, как и в художественном, и его переписку можно читать как большое произведение с разветвленными сюжетными линиями, иногда производящее впечатление столь же ошеломляющее, как и написанный в прозе роман. Но дело не только в этом. В своих документальных высказываниях (автобиографиях, письмах, выступлениях, интервью, заметках на тему) Пастернак находит самые точные слова для выражения самых сложных своих душевных движений, объяснения самых невероятных поступков, оценки внутренних и внешних событий своей жизни. В этом сказывается поэтический опыт: точность найденного слова – одна из трудноуловимых черт гениальности.
Всегда ли можно доверять поэту, когда он говорит о себе? Пастернаку – можно. Присущие любому творческому человеку игровые, актерские качества отступают перед силой его интеллекта, серьезностью философского взгляда на жизнь и на искусство, который проявляется всякий раз, когда мелкие жизненные детали подвергаются тщательному анализу. В этом особенность документальной прозы Пастернака: он никогда не описывает внешнюю сторону событий, его интересует их изнанка, истинный, сущностный смысл происходящего. Особенно это ощутимо в те периоды, которые окрашены бурными переживаниями, личными драмами, кипением страстей. Всякий раз поражаешься, с какой хирургической тонкостью удается Пастернаку показать происходящее не столько вне, сколько внутри него. Итак, автобиографические свидетельства самого поэта – камертон для проверки строя других голосов.
Роль свидетельств подчас выполняют поэтические произведения Пастернака – в том случае, если они несут очевидный автобиографический заряд, – а также прозаические фрагменты из двух документальных произведений: повести «Охранная грамота» (1931) и очерка «Люди и положения» (1959). В этом, пожалуй, главное отличие от ставших классическими книг В.В. Вересаева «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни», в которых литературные источники используются, по задумке автора, крайне скупо.
