Джером Клапка Джером
ПАРТНЕР ПО ТАНЦАМ
Рассказ
Jerome Klapka Jerome. «The Dancing Partner»
— Это приключилось в маленьком городке Фуртвангене на Шварцвальде, — начал Мак Шогнаси. — Жил там чудесный старик — Николас Гейбел. Он прославился на всю Европу тем, что делал механические игрушки. Мастерил зайчиков, которые выскакивали из кочана капусты, хлопали ушами, разглаживали свои усы и ныряли обратно в кочан; кошек, которые умывали мордочки и мяукали совсем как настоящие, так что даже собаки бросались на них, принимая за живых. Его куклы умели поднимать шляпу и говорить: «Доброе утро, как поживаете?» И даже пели песенки.
Но он был не просто механик, он был художник. Работа была его увлечением, почти страстью. Его лавка полна была всякими диковинами — он просто не мог, да и не хотел их продавать, а мастерил из любви к искусству. Он ухитрился сделать механического ослика с электрическим двигателем внутри, который мог бегать целых два часа, и притом быстрее, чем живой осел, без всякого понукания; он изобрел птицу, которая взлетала, делала круг за кругом в воздухе и опускалась на то самое место, откуда начала свой полет; он соорудил скелет на железной подпорке, отплясывавший трепака; куклу-леди в натуральную величину, игравшую на скрипке, и пустотелого джентльмена, который курил трубку и выпивал пива больше, чем три немецких студента вместе взятых, а это вам не фунт изюму.
И в городе действительно верили, что старик Гейбел может создать человека, способного делать все, чего вы только пожелаете. И однажды он смастерил человека. Который натворил-таки дел! А случилось это вот как.
У молодого доктора Фоллена был ребенок, а у ребенка был день рождения. Когда ему исполнился год, в доме доктора Фоллена дым стоял коромыслом, а уж по случаю второго дня рождения доктор Фоллен устроил настоящий бал. Выли приглашены и старик Гейбел с дочерью Ольгой.
На следующий день после полудня к Ольге зашли три или четыре закадычные подружки — они тоже были на балу, — и разговор, естественно, зашел о вчерашнем вечере. Конечно, они принялись обсуждать мужчин, критикуя их манеру танцевать. Старик Гейбел сидел тут же в комнате, но, казалось, был погружен в свою газету, и девушки не обращали на него никакого внимания.
— По-моему, — сказала одна, — с каждым балом становится все меньше мужчин, умеющих танцевать.
— Верно, да и вести себя они не умеют, важничают, — сказала другая, — а если приглашают, так будто делают тебе одолжение.
— А какие глупости они болтают! — добавила третья. — Вечно одно и то же: «Как вы очаровательны сегодня!», «Вы часто бываете в Вене? О, советую, это восхитительно!», «Ваше платье просто прелесть!», «Какой сегодня славный день!», «Вы любите Вагнера?» Хоть бы придумали что-нибудь новенькое!
— А мне все равно, о чем они говорят, — заметила четвертая. — Если кавалер хорошо танцует, пусть будет хоть дурак-дураком, мне это абсолютно все равно.
— Обычно так оно и бывает, — довольно ехидно вставила худенькая девушка.
— На бал я хожу танцевать, — продолжала четвертая, не обратив внимания на реплику, — и все, что мне нужно от партнера, — это чтобы он крепко держал меня, хорошо вел и не уставал раньше, чем я.
— Механический танцор — вот что тебе нужно, — снова заметила ехидная девушка.
— Браво! — хлопая в ладоши, воскликнула одна из подруг. — Блестящая идея!
— Что за блестящая идея? — спросили остальные.
— Как же, механический танцор или, еще лучше, электрический танцор, у которого никогда не кончается завод.
Идея девушкам понравилась.
— О, каким бы он был приятным партнером, — сказала одна, — он бы не толкался и не наступал на ноги.
— Не рвал бы платье.
— Не сбивался бы.
— И голова бы у него не кружилась, и он не наваливался бы на даму!
— И никогда не вытирал бы лицо платком. Терпеть не могу, когда мужчина занимается этим после каждого танца.
— И не стремился бы весь вечер просидеть за столом.
— А будь он с фонографом внутри, который изрекал бы весь набор привычных пошлостей, вы его и не отличили бы от обычного кавалера, — заявила девушка, первой заговорившая об электрическом танцоре.
— Ну нет, почему же? Отличили бы, — заметила тоненькая девушка. — Ведь он был бы куда приятнее обычных кавалеров.
Гейбел, отложив газету, весь превратился в слух. Но стоило кому-нибудь из девушек взглянуть в его сторону, как он снова поспешно укрывался за газетой.
После ухода девушек он отправился в свою мастерскую, и Ольга слышала, как он ходил там взад-вперед, время от времени что-то бормоча себе под нос; в тот вечер он много толковал с ней о танцах и о танцорах: спрашивал, о чем они обычно говорят, как ведут себя, какие танцы в моде, какие па устарели — и многое другое на ту же тему.
Потом около двух недель он подолгу оставался в своей мастерской, был все время занят, задумчив и лишь иногда совершенно неожиданно начинал смеяться тихим, приглушенным смехом, как будто наслаждаясь шуткой, которую еще никто, кроме него, не знает.
А через месяц в Фуртвангене состоялся еще один бал. Его давал старый Венцель, богатый лесоторговец, по поводу помолвки своей племянницы, и снова Гейбел и его дочь были среди приглашенных.
