— Я не буду резать этот хлеб, — канючил нож. — Вдруг криво отрежу, или слишком тонко, или слишком толсто, или совсем не смогу отрезать, я ведь тупо-о-о-о-ой…
Аленка еле сдерживалась, чтобы не испепелить нерешительного нытика. Она бы даже плюнула на эти завывания и отрезала бы хлеб ножом, пользуясь своей физической силой, но он предусмотрительно свернулся «рулетиком». В таком виде использовать его по назначению не представлялось возможным. Делать было нечего, пришлось снова мастерить бутерброд вручную — кусок хлеба вышел неровным, а от масла руки стали жирными. Аленка злилась на нож, на себя, на магию…
Она была весьма перспективной ведьмочкой на своем потоке в Магическом университете. Даже декан, маг Панкрат, называл ее не иначе как «подающая большие надежды», «обладающая уникальной силой» и «гордостью университета». Правда, сейчас «гордость университета» села в лужу. Большую, черную и вонючую лужу. Именно так себя Аленка чувствовала. Оживление предметов проходят только на пятом курсе, а Аленка была на втором. Когда она узнала о таких магических возможностях, то несколько дней не могла уснуть — так хотелось попробовать себя в общении с живыми предметами. Поэтому и попросила учителей-магов обучить этому искусству, несмотря на свою юность. Большинство учителей было против, но маг Панкрат дал «добро», а с ним никто и никогда не спорил. Разрешил он Аленке оживить ровно четыре домашних предмета и дал три дня сроку для налаживания контакта. Потом Аленка должна была сдать экзамен — показать магу Панкрату, как у нее все удачно сложилось. Оживление прошло успешно, а вот контакт с предметами не заладился. Оказалось, что у всех четверых ужасные характеры. Сегодня был последний день, завтра — экзамен, и хвастаться Аленке было абсолютно нечем.
Нож боялся своих прямых обязанностей, все время ныл и находился, по его словам, «в глубокой депрессии». Он уже и на нож-то не был похож. «У-у-у-у, ролл из дерева и железа, — психовала Аленка, направляясь с грязной чашкой к раковине. — Была бы саблезубым драконом, слопала бы тебя одним махом!» В раковине покоилась гора посуды, и это была вторая проблема Аленки. Она-то кухонный кран оживила в надежде, что он посуду будет мыть, да не тут-то было! Кран оказался мечтателем и фантазером. Вместо того, чтобы пускать воду на грязные тарелки и чашки, он наслаждался очередным видением — в этот раз он был огромным золоченым бассейном, в котором нежились прекрасные наложницы султана. Аленка даже оторопела от таких фантазий кухонного крана.
— Эй, дружочек, водички налей в раковину, — ведьмочка трепала фантазера по железной макушке. Тот никак не реагировал, тогда Аленка треснула его посильней, и это вернуло кран в реальность.
— Да, да, ханум, уже наливаю, — донесся из крана сонный голос, и наконец-то полилась вода…
— Какая же ты бездельница и неряха! — это возмущалась третья проблема Аленки — половая тряпка, она лежала у двери на кухне. Юная ведьмочка пыталась спрятать ее в коробке, чтобы не слушать постоянное недовольное ворчание, но тряпка так заголосила, что пришлось оставить ее на свободе.
— Посуду не моешь, полы грязные, вещи разбросаны, — голос у тряпки был противным, скрипучим и визгливым. Она напоминала Аленке вахтершу-паука, что сидела на входе в Магический университет. Такая же недовольная и все время ворчащая.
Про четвертую проблему Аленка старалась вообще не думать, то был веник, которого она заперла в ванной еще в первый день после весьма неудачного знакомства. Даже сейчас вспоминая этот эпизод, Аленка начинала краснеть: еще бы, получить по мягкому месту от собственного веника! Интересно, чтобы сказал маг Панкрат, если бы увидел, как «гордость университета» гоняет по квартире обычный веник. Хорошо, что этого никто не видел.
Аленка устала за эти три дня как никогда в жизни. Тряпка все время ворчала, нож ныл, кран фантазировал, и только веник тихо сидел в ванной. Но от этого ведьмочке было не легче — она уже три дня не мылась, боясь потревожить необузданный предмет. Аленка была грязная, посуда была грязная, квартира была грязная… «Вот он, плачевный результат оживляющей магии», — думала она, подходя к двери ванной комнаты. Очень хотелось помыться и очень не хотелось получить веником по пятой точке. Как это сделать, Аленка пока не понимала.
— Слышь, веник, я помыться хочу! — начала она разговор. В ответ тишина — ни шороха, ни звука.
— Может, договоримся?! — она постучала в дверь. Было все так же тихо.
— Ты там умер, что ли?! — не унималась Аленка, уже тарабаня в дверь. В ванной ничего не происходило.
— Ну что ты шумишь! — заголосила половая тряпка. — Открой дверь, узнаешь, умер он или нет.
— Не стоит, — пискнул со стола нож. — Он притворяется.
Применить сжигающее заклинание за эти три дня Аленка хотела уже раз сто, но Пакт о защите предметов, оживленных магией, запрещал такие действия. Вообще там было прописано, что относиться к оживленным предметам нужно с большим уважением, чтить в каждом из них уникальную личность и всячески содействовать их развитию. Правда, для Аленки это был просто набор слов. Какая у предмета может быть личность? Тем более уникальная? Тем более развивающаяся? Ну, скажем, взять этот нервный нож, если содействовать его развитию, он что, в топор превратится? А половая тряпка — в скатерть-самобранку? Тогда веник станет пылесосом, а кухонный кран — золоченым бассейном, в котором плещутся полуголые девицы… Все эти картинки живо нарисовало Аленкино воображение. «Тьфу, привидится же такое», — ведьмочка так и стояла в нерешительности около ванной двери, когда услышала, как льется вода на кухне.
