Остров Баранова

Тучи опустились ниже, закрыли половину горы. Стало темно и неожиданно тихо. С бота «Екатерина», стоявшего ближе к высокому лесистому берегу, бросили второй якорь. «Александр» поставил штормовые паруса.

— Купцы! — сердито пробормотал Лисянский и, сунув за отворот мундира подзорную трубу, скомандовал: — Сигнальщика!.. Паруса долой! Всем оставаться на своих местах!

Матросы отчетливо и ловко выполнили маневр, военный шлюп послушно стал против ветра. Лисянский продолжал всматриваться в серую точку, давно уже показавшуюся у входа в залив.

Ветер изменился, налетел с моря. Темные водяные валы стали выше, достигали обрывков туч. Незнакомое суденышко вскидывалось на гребни, опускалось в провалы, временами исчезало совсем. Потом медленно, упорно пробивалось вперед.

Волны проникали в бухту, бились о каменистые бесчисленные островки. «Екатерина» и «Александр» припадали бортами к самой воде; казалось, вот-вот сорвутся с обоих якорей. На шлюпе, державшемся под прикрытием скал, скрипели мачты, трещала обшивка. Только густо заросший лесом берег был попрежнему пустынен и тих. Даже выстрелы из крепости прекратились. Индейцы, как видно, тоже наблюдали за отчаянным парусником.

Наконец, Лисянский сдвинул трубу и громко, восхищенно выругался. Маленькое судно, отпустив шкоты, почти лежа на левом борту, обогнуло мыс, затем ловко скользнуло в пролив.

— Молодцы!

— Сударь, — сказал вдруг высокий, черноголовый юноша, стоявший внизу на шканцах. — Это Баранов!

Торопливо шагнув к борту, не чувствуя ветра, холодных водяных брызг, захлестывавших палубу, он молча, взволнованно следил за приближавшимся кораблем.

Лисянский снова навел трубу. Судно показалось из-за островка, некрашенный двухмачтовый бот, с косыми заплатанными парусами. Экипажа не было видно, лишь у румпеля темнела напряженная фигура.

От ветра и встречного течения волнение в проливе усилилось, надвигался вечер. Над океаном прорвалась завеса из туч, багровый свет окрасил скалы, гребни волн. Узкие паруса бота казались кровавыми.

Зарываясь в волну, кренясь, судно приближалось к шлюпу. Уже видно было, как сновали по палубе люди, натягивали шкоты. Полоскался флаг.

— Поднять вымпел! — приказал Лисянский.

И лишь только взвились на мачте шлюпа косицы с синим андреевским крестом, борта суденышка окутались дымом, раскатилось и увязло в лесистых береговых склонах гулкое эхо салюта.

— Одиннадцать... — вслух пересчитал выстрелы юноша и глянул на строгое, слегка насмешливое лицо капитана Лисянского. Бот оказывал высшую почесть кораблю.

Командир улыбнулся, подозвал мичмана.

— Ответить на салют... Семь залпов.

Когда выстрелы смолкли и ветер разметал желтый дым, Лисянский невольно опустил подзорную трубу. Бот подошел совсем близко, стало заметно, как потрепал его шторм. Фальшборт сломан, снесены мостик и единственная шлюпка, начисто срезан бушприт. На палубе пусто, уцелели лишь две чугунные каронады, привязанные к мачте тросами.

Возле одной из них стоял Баранов. Опираясь на пушку, низенький, плотный, в легком суконном кафтане, не отрываясь, смотрел правитель российских колоний в Америке на корабль из Санкт-Петербурга. Ветер шевелил остатки волос, холодные брызги стекали по голому черепу на суровое бритое лицо. Он казался сутулым и старым. Только светлые, немигающие глаза глядели пронзительно, остро. Двенадцать лет!.. Собственной кровью перемыты эти года... Глаза его заблестели...

— Александр Андреевич! — порывисто крикнул юноша. Но Лисянский уже приказал спустить шлюпку, парадный трап. Сейчас купца Баранова не существовало. Там, на борту, находился человек, чье имя произносилось во всех портах Восточного океана.

Баранов медленно поднялся на палубу. Внешне спокойный, он был очень взволнован. Первый военный корабль, первое признание. И как раз тогда, когда все достигнутое за многие годы почти рушилось. Крепость и острова были в руках врага, уничтожены поселения, и он сам вел последний, отчаянный бой.

Молча, благоговейно опустился он на колено, склонил перед русским флагом голову.

— И тут наше отечество!

Потом поднялся, подошел к Лисянскому. Капитан-лейтенант не выдержал, шагнул вперед и, повинуясь неожиданному порыву, обнял Баранова.

— «Прославленный Колумб»... — начал было насмешливо мичман Берх, но сразу же умолк. Приятель его Каведяев толкнул в спину так, что мичман поперхнулся.

Сзади стоял юноша. Черные, немного косые глаза его были прищурены, ноздри вздрагивали. Смуглые тонкие пальцы сжимали трос, протянутый вдоль палубы.

— Вы перестанете, сударь... Позорно в такие минуты...

Он не закончил. Над лесом всплыло белое облачко, долетел сквозь шум прибоя неясный гул выстрела. Из захваченного индейцами форта снова начали обстрел.

В восемь часов вечера стали прибывать байдары. Шторм раскидал их до входа в пролив, лишь первые шестьдесят лодок с алеутами подошли к «Неве». На передней, самой вместительной, находился Кусков, помощник Баранова. С ним были десятка два промышленных. Не сближаясь со шлюпом, лодки дали залп из ружей — условный знак. И только когда с корабля взвились две ракеты, осторожный Кусков подвел свой отряд ближе.