Осторожно, треножник!

Осторожно, треножник!

Авторы:

Жанр: Литературоведение

Циклы: не входит в цикл

Формат: Фрагмент

Всего в книге 166 страниц. У нас нет данных о годе издания книги.

Книга статей, эссе, виньеток и других опытов в прозе известного филолога и писателя, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, родившегося в 1937 году в Москве, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, посвящена не строго литературоведческим, а, так сказать, окололитературным темам: о редакторах, критиках, коллегах; о писателях как личностях и культурных феноменах; о русском языке и русской словесности (иногда – на фоне иностранных) как о носителях характерных мифов; о связанных с этим проблемах филологии, в частности: о трудностях перевода, а иногда и о собственно текстах – прозе, стихах, анекдотах, фильмах, – но все в том же свободном ключе и под общим лозунгом «наводки на резкость».

Читать онлайн Осторожно, треножник!


Александр Константинович Жолковский

Осторожно, треножник!

Предисловие Наводка на резкость

Эти опусы были написаны в разное время, по разным поводам, в разных жанрах и под разными небесами. Но они вдохновлены единым кругом идей, и их издание под одной обложкой не сводится к суммарной републикации.

Они написаны литературоведом (он же – бывший лингвист и семиотик), но в основном не на литературоведческие, а на, скажем так, окололитературные темы. О редакторах, критиках, коллегах; о писателях, но не столько об их произведениях, сколько о них как личностях и культурных феноменах; о собственном профессиональном опыте как предмете аналогичного рассмотрения; о русском языке и русской словесности (иногда – на фоне иностранных) как о носителях характерных мифов; о связанных с этим проблемах нашей филологии, в частности о трудностях перевода; а иногда и о собственно текстах – прозе, стихах, анекдотах, фильмах, – но все в том же свободном, а не строго научном ключе.

Одна из целей книги – продемонстрировать актуальность филологии как взгляда и на вещи, лежащие за ее профессиональными рамками. Уже укоренилось понимание, что мы живем в мире знаков, стереотипов, мифов. Согласно Хайдеггеру, не мы говорим языком, а язык говорит нами, и это верно также для языков в переносном смысле – языков искусства, культуры, эпохи и т. д. В начале было слово, а с оглядкой на Аристотеля, слово присутствует в начале, середине и конце.

Словесная, поэтическая, культурная мифология – неизбежная оболочка и форма нашего существования. От нее нельзя освободиться полностью, но желательно хотя бы понимать, в каком мифе ты живешь, в какую игру играешь. В конце концов, от этого зависит – до известной степени – делаемый человеком на каждом шагу выбор. Как, в согласии со своей выбороцентрической мифологией, говорят американцы, узнав о чьих-нибудь неудачах: Wrong choices! («Неправильные выборы/решения»; в переводе на русский язык и мифологию – «Туда ему и дорога!»).

Даже однажды разоблаченный, миф умело мутирует, как вирус, приспосабливающейся к антибиотику. Все усилия Толстого в «Войне и мире» были сознательно, иногда до тяжеловесности прямолинейно, направлены на развенчание – подрыв, остранение, осмеяние – принятого эпического понимания истории, на ее принципиальную дегероизацию. И как же «Война и мир» трактуется сегодня, как проходится в школе? Как роман-эпопея! За что боролись, на то и напоролись.

Один из детских рассказов Зощенко называется «Не надо врать!». Действительно, врать нехорошо, а главное, вредно, потому что сам начинаешь верить. Но врется – вольно или невольно. Правда же глаза колет. Сатиру, критику, демифологизацию мы инстинктивно не любим, даже понимая, что вещи это нужные, так сказать, санитары леса.

Главный козырь литературоведения и, соответственно, литературоведческого взгляда на мир – умение правильно читать. Правда, в наш постмодерный век возможность объективного знания всячески оспаривается. Эпохи самоуверенного рационализма и разъедающего релятивизма постоянно сменяют друг друга. Лейбниц надеялся сделать наши рассуждения точными, как математические формулы, «чтобы… иметь возможность в споре с оппонентами просто сказать: “Давайте посчитаем, и посмотрим, кто из нас прав”». А Гёте устами Вертера сказал: «На этом свете человек редко понимает другого». Или, как воскликнула много лет назад одна дама в ответ на призыв внести в расточаемые ею безмерные похвалы своему сынишке элемент объективности: «А кому нужна эта хваленая объективность?!»

Речь не идет, конечно, о владении какой-то последней спасительной истиной и еще менее о намерении пасти народы. Объективность – дело скользкое. Претендовать можно разве что на подрыв торжествующих стереотипов.

Недаром чуть ли не единственным признаком, на котором сходятся разные определения реалистического письма, является отталкивание от условностей предшествующего стиля. То есть реализм, объективность, истина – это «не то, что вы думаете». Постоянно возникает задача наведения на резкость – в противовес диффузному, невнимательному, инертному, замыленному зрению и вообще повторению привычной жвачки.

Чтобы преодолевать стереотипы, надо ясно понимать, в чем они состоят. Проходя с американскими первокурсниками солженицынский «Случай на станции Кочетовка», приходится сталкиваться с регулярной – для нас удивительной! – реакцией: большинство студентов остаются в полном и совершенно добросовестном недоумении относительно того, был ли задержанный осенью 1941 года лейтенантом Зотовым странный солдат без документов, путающийся в вопросе о новом названии Царицына, немецким шпионом. По ходу совместного разбора удается выявить множество искусно выстроенных автором эзоповских деталей, из которых видно, что нет, не был. Но главным аргументом, объясняющим, почему для советского читателя 60-х годов такого вопроса даже не возникало, становится известие, что шпиономания была общим местом соцреалистического канона, и недавнему лагернику Солженицыну не было никакого смысла пробиваться в печать с еще одним сочинением на тему.

На примере симпатичного лейтенанта Зотова, не сумевшего правильно прочесть симпатичного ему актера Тверитинова и потому обрекшего его на гибель, студенты учатся читать литературу. И обратно, рассказ, подрывающий стереотипы соцреализма и тоталитарного мышления (постановкой стандартного героя советской литературы Зотова под повествовательный удар), – призван был научить читателя по-новому разбираться в жизни. В этом, однако, нет парадокса и вообще чего-либо сногсшибательно нового, такова одна из излюбленных тем литературы, всегда занятой самой собой, но тем самым – искусством чтения в широком смысле.


С этой книгой читают
Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Полевое руководство для научных журналистов

«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.


Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.


Соло для часов с секретом

Почему крупный предприниматель, не раз обещавший озолотить своего незаконного сына Михаила, оставил ему по завещанию только старинные часы?Нелепая и злая шутка?Так решил Михаил, немедленно продавший часы за бесценок. Но с этого дня жизнь его превратилась в кошмар.Отныне беднягу денно и нощно преследуют загадочные люди самого бандитского вида, добром или силой вынуждающие его обменять фамильную реликвию на весьма приличную сумму денег.Да он бы и с радостью… но как отдать то, чего нет?Обращаться в милицию – глупо и бессмысленно.И тогда Михаил в отчаянии нанимает потрясающую команду авантюристов – красавицу и умницу Лолу, ее преданного друга Маркиза и их чихуахуа Пу И, пса, наделенного талантом прирожденного детектива.Расследование начинается!


Зигзаг судьбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пленники Земли

Пленники Земли: (Тунгусские тайны. Том П). Сост. и комм. М. Фоменко. — Б.м.: Salamandra P.V.V., 2014. - 95 с. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. LXIII).Двухтомник «Тунгусские тайны» объединяет ранние научно-фантастические произведения, посвященные загадке Тунгусского метеорита.Во второй том издания вошла фантастическая повесть М. Семенова «Пленники Земли» (1937), где автор, впервые в советской фантастике, описал Тунгусский метеорит как корабль инопланетных пришельцев. Издание также включает классический рассказ А.


Патриот

Он прошел путь акванавта на Океании с ее опасными обитателями. Рискуя жизнью, охотился за закоренелыми преступниками, выходил победителем из схваток с безжалостными космическими пиратами. И все это ради одной лишь возможности обнять своих близких, оставшихся на Земле. Но что, если цель достигнута? Сильный человек определяет себе следующий рубеж — выше, сложнее, опаснее — и делает шаг вперед. Способствовать тому, чтобы земляне наконец по-настоящему шагнули в космос и встали в один ряд с космическими державами,— эта цель вполне соответствует предъявленным требованиям.


Другие книги автора
Единый принцип и другие виньетки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Напрасные совершенства и другие виньетки

Знаменитый российско-американский филолог Александр Жолковский в книге “Напрасные совершенства” разбирает свою жизнь – с помощью тех же приемов, которые раньше применял к анализу чужих сочинений. Та же беспощадная доброта, самолюбование и самоедство, блеск и риск. Борис Пастернак, Эрнест Хемингуэй, Дмитрий Шостакович, Лев Гумилев, Александр Кушнер, Сергей Гандлевский, Михаил Гаспаров, Юрий Щеглов и многие другие – собеседники автора и герои его воспоминаний, восторженных, циничных и всегда безупречно изложенных.


Звезды и немного нервно

Книга невымышленной прозы известного филолога, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, родившегося в 1937 году в Москве, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, состоит из полутора сотен мемуарных мини-новелл о встречах с замечательными в том или ином отношении людьми и явлениями культуры. Сочетание отстраненно-иронического взгляда на пережитое с добросовестным отчетом о собственном в нем участии и обостренным вниманием к словесной стороне событий делают эту книгу уникальным явлением современной интеллектуальной прозы.


НРЗБ

Книга прозы «НРЗБ» известного филолога, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, состоит из вымышленных рассказов.