М.Шулькин
Орнитоптер
История, которую я собираюсь рассказать, произошла ли она наяву? Или это был сон? Сейчас мне кажется, что это был просто сон. Но почему же теперь в газетах, по радио и телевидению пишут и говорят о новом способе воздушного передвижения, который я увидел тогда? И почему, если это был сон, я так отчетливо помню каждую деталь, каждый штришок того, что произошло?
Было утро. Раннее июльское утро, которое хранит ночную затаенность и прохладу, а воздух кажется густым, как мед, и звонким, как песня.
"Чик-чик", "чирик-чик-чик", - почти не смолкая, перекликались воробьи, галки, грачи и еще невесть какие птицы, и мне почему-то казалось, что я понимаю их язык, все эти "чик-чирик". Потому что все-таки необычное было утро! Я и сам думал на каком-то птичьем языке, и все во мне чик-чирикало, и сейчас даже не верится, что я мог быть таким беззаботным и легкомысленным.
И все-таки это было. Пионерский лагерь, наполовину состоящий из брезентовых палаток - легковушек, как сначала называли их лагерные остряки, а потом и все остальные, включая начальника лагеря. И лес, вдоль которого тянулся дощатый лагерный забор. И эта встреча, похожая на сон...
Как я уже сказал, было очень рано, часов пять утра. Я сразу это почувствовал и прежде, несомненно, повернулся бы на другой бок или на живот и ткнулся бы головой в подушку. Но тут меня что-то как подтолкнуло. Я вскочил, быстренько натянул спортивный костюм и вылез из палатки.
Какое было утро и то, как я помню каждую мелочь вокруг, я уже говорил. Но главное - странное ощущение, которое больше никогда не повторялось. Я шел, не зная куда, повинуясь ногам, и то же время точно знал, что скоро, вот-вот, произойдет что-то необычное, какая-то неожиданная встреча, которую я запомню на всю жизнь.
Лагерь наш был большой, и выходов из него было целых три, и еще в заборе, примыкающем к лесу, было несколько дыр, но я пролез именно через эту и сразу попал на узенькую тропинку с чуть примятой травой, потому что по ней редко ходили.
Я шел по тропинке, иногда наступая на сухую опавшую шишку, и тогда раздавался треск, похожий на потрескивание горящих в костре сучьев. Птицы на секунду смолкали, прислушиваясь, и мой молчаливый разговор с ними обрывался.
Один раз я споткнулся об узловатый корень толстенного дуба, пересекавший тропинку, и до сих пор помню ощущение удара. Это отвлекло меня от дороги, и я присел на одно колено, чтобы растереть ушибленное место. А когда поднял голову, увидел его...
В первый момент мне почудилось в нем что-то знакомое, будто я давно знал этого мальчика.
Он стоял ко мне боком, прислонившись к дереву, и что-то, может быть, одному ему известное, разглядывал в небе.
Одет он был в короткие атласные трусы, как у боксеров, и легкие плетеные сандалии на босу ногу.
Сейчас я думаю и не могу понять, почему я так растерялся? Отчего в моей голове мгновенно мелькнула мысль: вот она, неожиданная встреча?
Ничего, казалось, в нем особенного не было - только руки как-то сразу выделялись, сильные, с длинными, упругими мускулами. Это я сразу разглядел.
Наверное, краем глаза он заметил меня, и, когда резко повернулся, я увидел на его груди странные, идущие крест-накрест следы лямки, уходящие за плечи. Как будто от ребер до плечей провели светло-коричневой краской.
Неожиданно для себя я сделал несколько шагов и оказался почти рядом с ним. Он смотрел на меня серьезно и вопросительно и молчал.
- Вот случайно забрел сюда, - как бы оправдываясь, сказал я.
- Никого не бывает в лесу в это время. - Его голос звучал немного сдавленно.
- Но я не мог не прийти.
Он понимающе кивнул, будто ему понятно, как это бывает, когда человек обязан что-то сделать.
Над нами медленно-медленно скорее проплыла, чем пролетела, крупная темно-серая птица. Мальчик неотрывно смотрел за полетом, пока птица совсем не скрылась из виду.
- Сапсан, - наконец сказал он. - Ты видел: он почти совсем не машет крыльями.
- Да, - удивился я, вспомнив полет. - Даже странно...
- Он парит, - перебил меня мальчик, - я все это долго изучал. Понимаешь, от земли поднимается нагретый воздух, и птицы плывут по воздушным течениям.
Я с уважением посмотрел на него и вдруг вспомнил, как плыл на пароходе вместе с родителями. Над морем часто кружились стаи чаек. Иногда, пролетая над пароходом, они неожиданно взмывали вверх, по вертикали, совсем не двигая крыльями.
Я сказал об этом мальчику, и он как-то по-новому посмотрел на меня и коротко объяснил:
- Чаек уносили вверх теплые воздушные струи.
Мы снова замолчали, но это было уже не то напряженное молчание, а другое - раздумчивое, будто мы оба были посвящены в какую-то тайну.
- Иди за мной, - первым заговорил он, и его чуть приглушенный голос звучал мягко и приветливо.
Не дожидаясь согласия, он повернулся и пошел по нашей тропинке. И тогда я увидел на его спине точно такие же светло-коричневые полосы, которые пересекались на уровне лопаток.
Ростом он был выше меня и немного шире, и поэтому, идя за ним, я видел только его спину. Неожиданно он остановился и, не оборачиваясь, отступил чуть в сторону.
