Ольга Алленова
Орест Кипренский
БЕЛЫЙ ГОРОД
МОСКВА, 2000
Руководители проекта: А. Астахов, К. Чеченев
Ответственный редактор Н. Надольская
Редактор Н. Борисовская
Верстка С. Новгородова, Е. Сыроквашена
Корректоры: Ж. Борисова, А. Новгородова
В издании использованы материалы, предоставленные М. Мезенцевым
На обложке Бедная Лиза. 1827
Государственная Третьяковская галерея На титульном листе:
Дмитрий Донской на Куликовом поле. 1805 Фрагмент
ISBN 5-7793-0231-6
Отпечатано в Италии Тираж 5000
© Белый город, 2000
Неаполитанский казус. Происхождение. Академия. Эрмитаж.
Орест Кипренский по многим позициям удерживает в русском искусстве титул первого: первый романтик, первый живописец и первый портретист собственно XIX столетия, первый мастер карандашного портрета. Это первенство сопряжено с единственностью, неповторимостью и одновременно художественным совершенством, которое и в его время, и долго потом оставалось непревзойденным.
В пору второго пребывания в Италии, уже на закате творчества с Кипренским произошел интересный казус, отраженный в его переписке. В 1830 году среди прочих своих работ он показал на выставке в Неаполе Портрет отца художника Адама Карловича Швальбе - произведение, которое постоянно было при нем. Вдруг от президента неаполитанской Академии художеств Антонио Никколлини художник получил следующее известие: профессора Академии решили, что Кипренский выдает за свою работу портрет, писанный, по их мнению, Рубенсом или Ван Дейком, а один знаток, по словам самого Кипренского, «...в Рембрандты пожаловал, и <заявил, что> ...в Неаполе не позволят они себя наглым образом обманывать иностранцу». Разумеется, недоразумение было рассеяно...
А начиналась эта история в июле 1804 года, когда петербургская Академия художеств по традиции открыла свои двери для публики. Журнал Северный вестник перечислял выставленные здесь «новые произведения здешних художников», в том числе работы Ореста Кипренского. Из названных работ Кипренского «особливо портрет отца заслужил лестную похвалу от знатоков...»
Автопортрет. 1828 Рисунок
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Первый успех молодого художника надолго удержался в памяти современников. Так, уже после его смерти первый биограф Кипренского Нестор Кукольник, собиравший сведения о художнике, привел такой эпизод: «Один приятель наш сказал ему в Риме: “а что, Орест Адамович? я думаю, вы ничего лучше не написали, как своего отца”. Он подумал и вполголоса отвечал: “Я и сам то же думаю”».
Портрет отца стал «визитной карточкой» творчества Кипренского в глазах современников. Про такие вещи говорят, что они - вехи на пути художника. Портретная задача решается как создание картины, и ее «сюжет» - это человеческий характер. С очевидностью - характер властный, крутой, непреклонный. Но это не этюд ярости или гнева, это именно портрет, где отчетливо читается индивидуальная характерность подсмотренных в натуре черт лица. Написан он на деревянной доске без грунтовки так, что золотисто-теплый цвет дерева, просвечивающий в тонких мазках полутонов, дает портрету колористическое единство.
Давнюю историю с неаполитанскими экспертами отчасти можно понять и сегодня, если представить, что от Кипренского до нас дошла только одна эта картина. Вывести ее художественный язык эволюционным путем из портретной традиции XVIII века невозможно, картину и впрямь можно принять за работу века XVII. Для Европы это был век корифеев живописи. Европейские романтики тоже оглядывались, например, на караваджизм, но для них это было, что называется, «свое». Кипренскому же было труднее создать ситуацию прямого собеседования с портретизмом и живописностью XVII века, для этого нужна была дерзость, уверенность в своих силах. Ее он получил как пришедший в портретное дело из класса исторической живописи. Именно из этого класса он вынес навыки самостоятельного сочинения композиции, владение перспективой и сложными ракурсами. И, самое главное, с ним был источник творческой веры на пути в обход канонов XVIII века. Этим источником был Эрмитаж с его прекрасными образцами живописи мастеров XVII века. Кипренский откровенно вступил в состязание с «королями живописи» - Рембрандтом, чья картина Ян Собесский несомненно подсказала композицию, Рубенсом, чьи написанные на дереве эскизы и портреты являли примеры свободы и широты тонкослойной техники, приближенной к исполнению alia prima - в один прием. Именно их благодарным и сообразительным учеником выступил Кипренский в этом раннем своем произведении - портрете отца.
Портрет отца художника Адама Карловича Швальбе. 1804
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Вид из окна на усадебный двор мызы Нежинской близ Копорья. 1807 Рисунок
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Исцеление Товита. 1800 Эскиз композиции
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Полулежащий натурщик. 1802 Рисунок
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Итак, отец художника. Согласно архивным изысканиям, будущий художник родился 13 марта 1782 года, о чем сделана запись в метрической книге Преображенской церкви города Копорье. Он был незаконнорожденным, внебрачным ребенком. Его матерью была крепостная Анна Гаврилова. Через год после рождения сына она сочеталась браком с Адамом Швальбе, тоже крепостным человеком, принадлежавшим помещику Дьяконову, который состоял при заключении брака «поручителем по женихе и невесте». Дьяконову принадлежала мыза Нежинская около Копорья Ораниенбаумского уезда Санкт-Петербургской губернии. Именно там Кипренский провел свое раннее детство, пока не был отдан для учебы в Академию художеств. Это произошло в 1788 году.