С детства, в первом классе, на второй день учебы, на третьем уроке, нас собрали в коридоре, потому что, сказала Ольга Михайловна, нет свободного помещения, сказала она и села к пианино, которое стояло в углу, я любил музыку, хотя и не знал, что это такое. Ольга Михайловна сказала: есть три кита, на них держится вся музыка, может, кто-то и представил себе этих китов, на чьих спинах музыка, а они далеко, глубоко, я нет, я привык к абстрактным понятиям, а Коля, может, и представил, говорит: во какие киты, и демонстрирует, но Ольга Михайловна на нас шикнула. Это, говорит, песня, танец и марш, вот такие вот киты, запомните, и тут мы все, конечно, запомнили. Потом она как заиграет, а потом говорит: вот первый кит, я думаю: какие остальные два, а тут и второй выплыл, Коля даже удивился, но тут вошел директор. Потом нам как-то объяснили, что он не директор, а хуже, и его дела стали явными, но тогда мы не знали, мы не знали даже третьего кита, а Патрикеев сказал: вот третий кит. Директор рассердился, сказал Патрикееву, чтобы с родителями, только начал учиться, а уже, отозвал Ольгу Михайловну и говорит, а я близко сидел, пусть они ведут себя иначе, и она с ним согласилась, покраснела, но тут прозвенел звонок. А на следующей неделе Ольга Михайловна опять собрала нас в коридоре, помещения все еще не было, она, главное, шутит, Патрикеев, мол, не будешь больше, обещает, не буду. Тогда она продолжила второго кита, из него многое происходит, песня песней, но вот танец, я же думаю, где третий кит, и Коля, вижу, тоже думает. Теперь, дети, третий кит, Ольга Михайловна села к пианино и что-то заиграла, я чувствую, то самое, короче говоря, музыку. Это марш, говорит Ольга Михайловна, он так себе, но необходим, хотя наша родина борется за мир и марши скоро отменят. Я заплакал, и Коля тоже, прекратить, кричит Ольга Михайловна, вы не в детском саду, вы в школе, и мы прекратили, а когда я пришел домой, то говорю бабушке: марш, и она понимает. Потом это часто случалось по радио, а в школе нет, включаешь иногда, и попадается, Ольга Михайловна скоро куда-то делась, а вместо нее Марина Витальевна, у той уже китов не было, Пер Гюнт, говорит, и что делать. Давай тогда сами, говорит Коля, мы попробовали, но что-то хуже, я бабушке и говорю: вот так, а она маме. И мама повела меня к какому-то дяде, который посмотрел в горло и говорит, дело плохо, слышишь, говорит мама, что дядя говорит, а там была такая обезьянка на стене, ничего не выйдет, это очень умный дядя, музыкальный доктор. И повела меня домой. Не плачь, мы тебе пластинку купим, а обезьянка была на директора похожа, старинные марши называется, там есть петровских времен, знаешь, Петр был такой царь, хороший. Лучше солдатиков, говорю я сквозь плач. Пришли мы, я суп ем, за окном птички, а птички тоже могут, да, у них есть своя музыка. Включаю радио, там бяка. Ну иди, иди, делай уроки. Буквы как марширующие солдатики. Подчиняются, но не мне. Мама ушла, бабушка заснула. Иду к себе, достаю солдатиков, стройтесь, говорю. Слушаются. Вот так, говорю, надо знать, кого слушаться, я ваш полководец, сейчас расскажу вам про трех китов, кивают головами, один кит плохой, и второй плохой, а третий хороший, он похож на оружие, наше оружие, спрашивают, а то чье же, бегом к радио, включаю, вот оно, стройсь, смирно, кричу, подчиняются, ша-агом марш! И они ушли.
