Беда в том, что, как мне кажется, на свете уже давно вообще не осталось никаких секретов.
Агата Кристи. Часы
На приёме в ……ском дворце, затеянном после премьеры в ……ском театре, трое незнакомых между собой гостей вдруг заговорили о случившемся недавно самоубийстве поэтессы Лилии Серебринской.
Анна Кареткина, моложавая женщина тридцати трёх лет, излучавшая доброжелательную прохладу, которую так ценят любители мороженого, немного знала покойную, а потому отвергла предположение крупного, жаркого и несколько душного мужчины среднего возраста о том, что причиной ухода поэтессы из жизни явилось отсутствие личного счастья. Которое, что правда то правда, редко проживает в домах одиноких пожилых женщин.
– Лилия Ильинична никогда и не стремилась к личному счастью, – сказала Анна. – Она жила в обществе и для общества. Вы что, разве не читали её публицистику?
Крупный мужчина Артур, владелец процветающей радиостанции и сети музыкальных магазинов, в юности писал стихи, но никакой публицистики не читал с перестройки, чем неплохо сэкономил время. Однако он позволил себе усомниться в эффективности публицистики как заменителя женской жизни.
– Это другой случай, – терпеливо разъяснила Анна. – И кстати, у неё была довольно обширная женская жизнь, насколько я знаю. Всегда среди товарищей, всегда в борьбе… большой гостеприимный дом… в общем, находились любители. И потом, Лилия была интересная женщина. Конечно, без этой сладкой, кошачьей женственности, без этого искусственного кривлянья… Весёлая, энергичная, остроумная. Хорошие такие глаза – серо-голубые, ясные.
– Да, – подтвердил небрежно одетый старичок с толстым носом и седыми кое-как подстриженными кудрями (как потом оказалось – исторический романист Яков Фанардин). – Лиля была боец. А бойцов убивают.
Анна, раздумывавшая, осушать ли бокал дешёвого шампанского, каждый глоток которого вопил «Я– твоя изжога», или воздержаться, внимательно посмотрела на старичка. В его красных глазках светился недопитый ум.
– Вы думаете? – спросила Анна.
Мужчина Артур вкусно засмеялся. Он явился на приём без супруги и ждал от вечера чудес. Он их ждал всегда – и часто получал. Все психоаналитики мира, явившись изучать этого человека, ушли бы вскоре, посрамлённые и на фиг не нужные. У мужчины Артура не имелось в заводе ни подсознания, ни бессознания, ни комплексов, ни проблем. На дворе стояли его времена. В случае чего, виагра. Ему понравилась Анна – она не трепыхалась, бегая за пищей и людьми, но спокойно рассматривала очевидно чужой ей мир поддельно роскошного приёма. Маленького роста, аккуратная, в белой блузке. Такие сразу после идут в ванную. Без промедления, обязательного для больших и страстных женщин.
– Вы это что сказали, а! Просто как у Агаты Кристи – думали, самоубийство, а потом оказалось убийство. Даму пугаете, – сказал он Фанардину.
Старичок-то и затеял разговор. Он подошёл к Анне и Артуру, оглядел пространство и, вздохнув, произнёс: «„Мы во дворце, как самозванцы…» Права была Лиличка Серебринская, это она ещё десять лет назад написала…» Ну, и потекли речи-речушки, как оно бывает. Бог весть, кто правит разговором. Про самоубийство Серебринской знал даже мужчина Артур.