Мы бывали там - и один, и одна, и вдвоем.
Лили кофе, дружили так себе, ни о чем.
И не там, а здесь. И не пили, а нынче пьем.
А девочка спит, укрываясь моим плащом.
Ника Алифанова
Рю стоял по пояс в сочной зеленой траве и смотрел, как опускается вертолет. Колеса тяжелой машины поочередно коснулись земли, и вертолет, просев, замер, продолжая шелестеть полосатыми лопастями. На поляну выскочили семь рослых кроликов в форме, стали в шеренгу и вытянулись по стойке «смирно».
Зябко передернув плечами, Рю побрел вдоль строя, внимательно вглядываясь в кроличьи морды. Последнему он поправил сбившийся набок воротник и задумчиво подергал за усы - тот, не моргая, смотрел вперед. Солнце, отражавшееся в его огромных передних зубах, слепило реконструктору глаза. Он опустил взгляд и неторопливо прошелся вокруг вертолета.
Почему у Стратоса всегда кролики? Может, это какая-нибудь детская травма, незамеченная учителем? Или, может, это детская травма, нанесенная учителем с неким умыслом, таинственным и мрачным? Рю вздохнул.
- Ветер, Стратос.
Рю сказал это вслух, ни к кому собственно не обращаясь, но Стратос явился немедленно - низенький, суетливый и заранее возмущенный. Он не опустился до вербализации своих возражений - швырнул в Рю чистой вопросительной интонацией, словно сдернутой с вопроса шкуркой. Тот указал ему на неподвижную траву в десятке метров от вертолета. У самой винтокрылой машины трава колыхалась от вращающихся вхолостую лопастей, а все остальное было неподвижно: травинки, ветки кустарника и желтеющие уже листья замерли, будто высеченные из камня.
«А ведь на фотографии, по которой Стратос моделировал эту сцену, полковник придерживал фуражку, полы солдатских шинелей колыхались, а ясень на заднем плане был склонен ветром, - подумал Рю. - Как вообще Стратоса допустили к работе с историческими реконструкциями, если он забывает вставить в сцену ветер? Если он из Черной речки сделал озеро, а Дантес у него похож на второсортного комика? И кролики! Эти его непостижимые кролики вместо манекенов…»
Рю наблюдал, как бегающий по поляне Стратос сверяется с фото, как нелепо облизывает палец и подставляет его пробному порыву ветра, как он чертит в воздухе погодные формулы, оглядывается на экзаменатора и заискивающе улыбается. Рю махнул ему рукой, посмотрел напоследок на осеннее солнце и вышел из инсталляции.
Под медленно таявшей виртуальной травой лежал искрящийся снег Антарктики. По нему носилась поземка - она кружила на одном месте, потом вдруг перескакивала далеко вперед, словно большая дискретная лягушка или призрак, облепленный сухим полярным снегом.
Реконструктор оглянулся в поисках учителя. Старик стоял неподалеку и ковырял сугроб носком старой туфли, изредка поглядывая на небо. Рю стянул перчатки и подышал на отмороженные ладони. Руки почему-то пахли шоколадом и миндалем. Поднимая ноги, он пробежался назад по собственным следам - оказалось, утром он съел целую плитку за чаем, чего абсолютно не заметил: носился сломя голову по сети и пожирал новости с задорными криками «вака-вака».
- Стратос талантливый визуалист, Рю. Видел кабину вертолета изнутри? Потрясающие штрихи: детская шапочка на спинке кресла, подписи карандашом на приборной доске…
Учитель выдохнул облако дыма, и оно, несмотря на сильный ветер, медленно поплыло в сторону приземистого, похожего на большую стеклянную юрту космопорта. Рю старательно растер лицо влажными от дыхания ладонями и надел перчатки. Пробормотал с усмешкой:
- Он на «Мейфлауэре» поставил штурвал не той стороной, рулевому приходилось оглядываться через плечо… А кавалерии Квинтилия Вара приделал стремена, и потом все удивлялись, почему в Тевтонбургском лесу все время побеждают римляне, а не германцы.
Старик закивал, и оба тихо рассмеялись. Рю никак не мог оторвать взгляд от носящихся в воздухе снежинок. Такого Стратосу точно никогда не выдумать: симфония ветра бесконечно пеленала рассыпавшееся снежное дитя, крутила вихрь за вихрем, пытаясь собрать его воедино - снежинка к снежинке…
Реконструктор совсем продрог и стучал зубами, но включать обогрев комбинезона не стал. Наслаждаться вальсом антарктического снега и при этом не чувствовать холода казалось ему чем-то столь же неестественным, как каменная трава Стратоса. Рю попытался подобрать к безумным кульбитам снежного роя подходящую музыку, но буря все время менялась: тягучее ларго сменялось взрывным аллегро, потом, словно истратив все силы, оседало, а спустя секунду снова бросалось в галоп…
Сенсей предложил пройтись, и они прошлись… Рассыпчатый снег омывал ботинки, поземка то ластилась к ногам, то убегала вперед, как любопытный щенок на прогулке. Рю через сеть пытался достучаться до Ники, чтобы она посмотрела на антарктический вальс его глазами, но Ника спала. «Интересно, что ей снится прямо сейчас?»
Перед ним проплыл круглый аквариум с парой золотых рыбок. Стекло аквариума было мутным, намек - прозрачным. Рю оглянулся на учителя - тот ухмылялся, притоптывая на месте. Голографический аквариум плавно покачивался в воздухе, а потом, словно сорванный лист, унесся, закружился в снежной воронке.
