…не думал, что она может так поступить со мной. Видеть её было невыносимо. Я еле сдерживал себя, чтобы не врезать ей по физиономии.
Она собирала свои вещи не торопясь, без суеты. Словно готовилась сюда ещё вернуться. Особенно мне запомнилось, почему-то, как она осторожно и бережно устраняет со своего пути мои рубашки. Она всегда была аккуратной женщиной, любительницей чистоты и порядка. И вообще — она всегда любила красивую и размеренную жизнь.
Красивую, не в смысле "богатую" (хотя, и это тоже), а красиво проводимую. Такую жизнь, про которую другие могли бы сказать, что она красивая. А моя жизнь — слишком сумбурная и бессистемная. Я знаю это и готов с этим мириться. Она же — нет.
— Зачем тебе нужны все эти твои приятели? — спросила она у меня однажды. — Все эти музыканты, художники, артисты? Ты же писатель! Неужели тебе не достаточно общения с людьми своей профессии?
Я отшутился цитатой в том смысле, что писатель должен изучать жизнь.
— Ты не изучаешь жизнь, — возразила она. — Ты влезаешь в жизнь. Когда ты познакомился с этими музыкантами, ты мгновенно вспомнил, что умеешь играть на гитаре. Боже! Какие ужасные звуки ты из неё извлекал! А художники? Ты сразу же начал рисовать! Хорошо хоть, что тебе не попался укротитель тигров! Я бы этого не перенесла!
Она и так этого не перенесла. Безо всякого укротителя… Она уходит. Уходит не к кому-то, а просто — от меня. Это гораздо хуже, чем если бы она ушла к КОМУ-ТО. Тогда я мог бы думать, что с КЕМ-ТО ей лучше, чем со мной. А так становится понятно, что со мной ей хуже, чем вообще с НИКЕМ…
Она права в том, что я — слишком увлекающаяся натура. Я очень быстро загораюсь новыми идеями, даже если и не уверен, что смогу себя достойно проявить в этом деле.
— Беда не в том, — говорила она, что ты быстро увлекаешься. Беда в том, что ты делаешь это в ущерб своему основному занятию. Два издательства из трёх уже расторгли с тобой контракты. И четыре газеты из пяти. Что ты будешь делать, если совсем останешься без работы? Играть на гитаре в подземном переходе?!
— Я заканчиваю новый роман…
— Не обманывай себя. У тебя получается очень плохой роман. Ты сам это знаешь. Если бы это было не так, ты просиживал бы за работой все ночи. Помнишь, как это было год назад? Мне с трудом удавалось затащить тебя в постель. Ты даже меня забывал из-за работы. А сейчас? Что с тобой случилось теперь?
Не знаю. Но новый роман — дрянь. Бестолковая путаница наивных эпизодов. Она права. Неужели я исписался?! Она очень тщательно избегает этого слова, но она витает над каждой её фразой.
— В Виденьске меня всегда будут печатать. Здесь меня хорошо знают. У меня — имя.
— Наш Виденьск — это ещё не весь мир. Много ли ты заработаешь, если тебя будут печатать только в Виденьске? Много ли зарабатывал Костя Самарский, пока его последняя книга не вышла в Москве?
— Мне не нравится слово "последняя".
— Хорошо, — согласилась она. — Не последняя. Вторая книга. Но, ты ведь понимаешь, что дело не в том, какая она по счёту. А дело в том, что Костя начинает писать гораздо лучше тебя. Он идёт в гору, а ты…
Сука. И всё же, она права. Неужели мой корабль дал течь?! И поэтому она с него бежит. Но, я-то не могу! Я — капитан своего корабля. А капитан покидает тонущее судно…
* * *
…получается таким плохим, что я сделал главной героиней её? Не место ей в моём романе! И в моей жизни тоже. А чему в моей жизни место? А мне-то самому есть место в моей собственной жизни?..
После этого телефонного звонка от издателя я хожу сам не свой. Неужели и они от меня откажутся? Это плохо. Очень плохо. Настолько плохо, что не помогает уже вторая бутылка водки. Только тоска и отчаяние, льющие через край организма.
С этим издательством я работал дольше всего. Наверное и у них тоже иссякло…
* * *
— …это за лекарство? — спросил я.
Я всегда с опаской отношусь к таблеткам и микстурам.
— Лекарство от душевных мук, — усмехнулся он, лениво перебирая струны гитары.
— Наркотик?
— Да.
— Нет, спасибо, — ответил я.
Мне меньше всего хотелось сейчас пристраститься к наркотикам. Это было единственное, без чего я мог вполне обойтись.
— Как хочешь, — ответил он. — Штука дорогая, уговаривать не буду. Я вообще против того, чтобы уламывать человека на подобные мероприятия…
— Я бы и тебе не советовал продолжать, — сказал я ему. — Что это тебе может дать хорошего? Гробишь своё здоровье, укорачиваешь жизнь…
— А вот этого не надо! — глаза его неожиданно полыхнули жгучим огнём. — Ты слышал мой последний концерт? Думаешь, я смог бы так сыграть, если бы не наркотики?
— Я вполне могу писать книги и без них.
— Можешь, конечно. Только вот, книги-то у тебя получаются… какие-то… Извини, конечно, за откровенность, но — не то что-то… А моё здоровье… Для меня музыка — всё! И я готов пожертвовать ради неё и здоровьем, и жизнью. Вот так-то!
— Твои таблетки не помогут мне. У меня сейчас совсем другая проблема. Нельзя же использовать одно и тоже лекарство и для лечения головной боли, и для лечения желудка.
— Не хочешь — не верь! Твоё дело! Просто, очень многие вопросы могут…
* * *
…ничего страшного. Какое-то совершенно безобидное зелье. Я боялся, что мне будут мерещиться кошмары. А было просто весело и интересно. Я вдруг понял, что он играет не совсем верно. Я отобрал у него гитару и стал играть сам. А он тут же сел за рояль. И у нас вдруг получилось настолько хорошо, что я мгновенно включил на запись магнитофон, чтобы эта мелодия не пропала зря.
