Александр Бобров
Их встретят — поэты
В наследии поэта-философа Леонида Мартынова остались такие строки:
Стихи
Не жаждут
Предисловий,
И песни тоже их не ждут,
Хоть лют по-пахарски воловий
Творца единоличный труд.
И все-таки книга двух трагически ушедших творцов, двух тружеников сцены и лютых борцов с дисгармонией жизни требует краткого предисловия.
Прежде всего надо сказать, почему в нашем писательском издательстве выходит поэтический сборник двух рок-певцов. Потому, что есть китч масс-культа, а есть — национальная культура, первоосновой и магическим кристаллом которой является поэзия, даже если в условиях торжества рынка и бездуховности она находится в загоне. Есть рок-шлягерщики, вопящие эпигоны, а есть рок-барды, поющие поэты. Виктор Цой и Игорь Тальков, безусловно, принадлежали к последнему племени, любимому на Руси, но долго и благополучно не живущему.
Авторы кратких биографических статей поведали о внешней канве их судеб, оборвавшихся на бренной Земле. Глубинная суть пути — в самом творческом наследии. Мы, современники Цоя и Талькова, еще слышим их голоса, помним манеру исполнения ими песен и потому понимаем, откуда в текстах сбивки, неловкие обороты или заунывные повторы. Ведь это все скрашивалось мелодией, гитарой, выразительной авторской интонацией. Тот, кто сочинял и пел под гитару, не избежал мучительного вопроса: представляют ли песни, сложенные тобой, поэтическую ценность, будучи типографски оттиснутым текстом? Это серьезная проверка.
Читая сборник, встречая песни, что были на слуху, и менее известные произведения, убеждаешься, что перед тобой — две одаренные личности, два поэтических мира, как бы ни относиться к отдельно взятым стихам, порой несколько бедноватым, а то и неуклюжим с точки зрения высокой Поэзии.
Даже не зная авторства песен, мы отличаем несколько отстраненный, скользящий над бытом взгляд Цоя, который одиноко устремлен в какую-то ведомую только ему, тревожно мерцающую точку:
Темные улицы тянут меня к себе
Я люблю этот город как женщину Икс
На улицах люди и каждый идет один
Я закрываю дверь я иду вниз
Он идет вниз не по лестнице дома, а по стиху без знаков препинания, по жизни, толкающей в бездну, навстречу толпе, лелеющей низменные чувства.
Более всего меня впечатляют его алюминиевые огурцы — этот урбанистический и смелый образ механизированного, суррогатного бытия, особо знакомого рок-певцу:
Ведь я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Группа Виктора Цоя называлась «Кино», и вроде бы бесхитростные строки обретают вдруг глубинный смысл:
И мне скучно смотреть сегодня кино
Кино уже было вчера
И как каждый день ждет свою ночь я жду свое слово
Это муки не рок-кумира и успешно дебютировавшего актера, а недовоплотившегося в слове поэта.
* * *
Упорно шел к своему слову Игорь Тальков. Он сам рассказывает в книге, как после песни «Чистые пруды», которая стала очень популярной (когда я вел телепрограмму «Добрый вечер. Москва!», она была чуть ли не дежурной заставкой), певец решил спеть «Чистые пруды-2», но, конечно, не был понят:
Я хотел спеть песню «Чистые пруды».
Но в прудах известных чистой нет воды.
Вместо «ив застенчивых» виснут провода,
«Друг мой» канул в вечность и не придет туда.
«Сон веков» нарушен, «пристань» сожжена.
Что произошло?! Война.
Здесь появляется и весьма характерное слово «война», и расхожий штамп-цифра «эпохи перестройки» — 70 лет. Будто эта война для творца когда-нибудь кончается. Миновал 1987 год и последующие «революционные» года, а война против России как великого духовного понятия — разгоралась с новой силой. Тальков не хотел довольствоваться имиджем только оригинального рок-певца «со вкусом», исступленно искал свой поэтический и гражданский путь.
Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.
Тальков не согласился с маршрутом, а это в России всегда чревато трагическими последствиями. Бунтарь выплескивал открыто публицистические и даже сатирические строки:
Обрядился в демократа
Брежневский «пират»,
Комсомольская бригада
Назвалась программой «Взгляд».
Он боролся словом с теми нравами и навязываемыми кумирами, которые царят в нашей так называемой «творческой среде», черпал силы вроде бесхитростного героя его песни в Пушкине, Хайяме, Высоцком:
«Вот это были мужики,
Какие пели песни!!!
Не то что эти мудаки —
Вознесенский да Резник…»
Но самыми пронзительными стали его болевые строки о поруганной России:
Священной музыкой времен
Над златоглавою Москвою
Струился колокольный звон,
Но, даже самый тихий, он
Кому-то не давал покоя…
Россия…
Эта песня-выдох, песня-завет звучит в наших душах.
* * *
Сборник «Оборванная струна» должны были завершать, как объявлялось в тематическом плане, стихи еще одного трагически ушедшего рок-барда — Александра Башлачева. Именно в нашем издательстве он впервые был представлен как поэт на страницах сборника стихов студентов Литинститута «Тверской бульвар, 25», хотя и не учился там. Но редакция поэзии понимала, что это — явление в авторской песне.
Однако задуманный триптих памяти певцов-поэтов не получил завершения. Воспротивилась этому Рахлина, мать наследника Башлачева — его маленького сына. Рахлину «не устроило» соседство Башлачева с Тальковым. Уверен, по чуждым творчеству мотивам, ибо они, если читать их стихи непредвзято, — родственные, мятущиеся и ранимые политиканством души. Вот какие строки Башлачева мы публиковали:
