Итак, кошмарный сон кончился, и все, казалось бы, вернулось на свои места. И вдруг Арангрюд на самом деле разбивается на окружном бульваре. Уж не был ли сон от начала и до конца вещим?
Фантасмагории Рене-Виктора Пия порою вызывают в памяти атмосферу готического романа, популярного в пушкинские времена (а ныне на Западе переживающего свое второе рождение), — романа, где неуловимые призраки бродят по мрачным подземельям, отмеченным печатью проклятия и скрывающим зловещие тайны. Парадокс в том, что в данном случае подобная жуть облюбовала не какой-то уединенный полуразвалившийся замок, а ультрасовременное здание из стекла и стали, расположенное, как нам об этом неоднократно напоминают, на углу авеню Республики и улицы Оберкампф в Париже, — штаб-квартиру французского филиала могущественной американской и транснациональной компании «Россериз и Митчелл», «одной из жемчужин» капиталистической цивилизации.
Являются ли необычайные события, приключившиеся в стенах этого учреждения, следствием того, что стоит оно на гиблом месте и отмечено печатью дьявола, или они имеют отношение к природе транснациональных корпораций как таковых?
О ТНК на Западе в последние годы пишут много — и апологетически, и критически. Что такое ТНК? Это новая разновидность капиталистической монополии, представляющая собой промышленный комплекс, который охватывает предприятия, расположенные на территории целого ряда стран. Скажем, в одних странах изготовляются основные элементы каких-либо агрегатов, в других — запчасти к ним, в третьих проходит первичную обработку необходимое сырье и т. д. Масштабы деятельности этих гигантов впечатляющие: три или четыре сотни ТНК (большинство из них — американские) дают львиную долю промышленной продукции всего капиталистического мира, а годовые обороты наиболее крупных корпораций превышают суммы валового национального продукта подавляющего большинства несоциалистических стран.
Название «транснациональная» не следует понимать слишком буквально: у каждой ТНК есть своя базовая страна, а следовательно, и определенная национальная принадлежность. Но для капиталистической монополии национальная принадлежность и вообще-то понятие специфическое, а в данном случае оно сохраняет самый минимальный смысл. ТНК наилучшим образом иллюстрирует истину о безразличии капитала к сферам своего приложения. Не зря их зовут космополитическими самодержцами. Все ТНК похожи друг на друга: круг интересов, методы хозяйствования у них примерно одни и те же. И это неудивительно, так как модель ТНК, собственно, одна, и она «сделана в США».
Апологеты ставят в заслугу ТНК максимально эффективную организацию производства и управления, предельную рационализацию всей промышленно-деловой сферы. Действительно, кое-какие достижения здесь есть. Специалисты, однако, указывают, что даже с чисто технической точки зрения уровень рационализации в системе ТНК не столь уж и высок, что системы эти чересчур громоздки и потому недостаточно гибки и чересчур забюрократизированы, отчего их руководителям все труднее становится ориентироваться в дебрях деловой документации. Так что, наверное, достаточно типичны те руководящие сотрудники «Россериз и Митчелл», которые предпочитали иметь дело с бумагами и «как кролики, бросались наутек, лишь только им предстояло руководить людьми и машинами, выпускающими продукцию».
Но так или иначе, ТНК — это пока что последнее слово капитализма, это воплощение надежд идеологов так называемой технократии. Несколько лет назад кое-кто на Западе предсказывал, что ТНК в будущем либо полностью заменят национальные государства, либо присвоят их основные прерогативы, такие, как юридическая и военная, оставив им второстепенные и третьестепенные, вроде регулировки уличного движения, как это предлагает президент компании «Россериз и Митчелл». Существовали также несколько менее нескромные проекты «индустриальных конкордатов» между национальными государствами и ТНК — по образцу средневековых конкордатов, заключавшихся между феодальными властями и католической церковью. Там церковь осуществляла всю полноту духовной власти — здесь ТНК должны были бы полностью взять на себя контроль над экономикой.
Подобные предсказания и проекты из области реакционной утопии, нашедшие свое критическое осмысление и в «Обличителе», родились на волне последнего, более или менее устойчивого подъема капиталистической экономики, наблюдавшегося в конце 60-х — начале 70-х годов (роман Р.-В. Пия увидел свет в 1974 году). Дальнейший ход событий подтвердил, что ТНК не могут ни заменить буржуазные государства, ни обойтись без их военно-политической мощи, и вместе с тем ни для кого не составляет секрета, что они могут направлять и направляют политику своих государств. При случае они непосредственно вмешиваются в дела других стран, в особенности стран «третьего мира», используя рычаги экономического давления. Хорошо известно, например, какую роль сыграли некоторые американские ТНК в подготовке военно-фашистского путча в Чили.
ТНК не только внесли коррективы в экономику и политику капиталистического мира, они также выступили как рассадники определенной идеологии, представляющей собой некий экстракт идеологии так называемого «американизма». Ее суть составляют утилитаризм и прагматизм в их наиболее откровенной форме. «Производить, упаковывать, продавать» — эта триада становится формулой веры для героев Р.-В. Пия и, вероятно, для представителей руководства любой ТНК. «Нормальное», по выражению К. Маркса, стремление капитализма к «производству ради производства» здесь уже не «осложняется» факторами этического, религиозного или иного порядка. Место любых религий и этик заменяет философия «дела» — узко понятый рационализм, сразу выдающий свое американское происхождение: только у американцев с их традиционным отвращением ко всякой метафизике (в смысле учения о сущности бытия, а не в смысле антидиалектики), ко всяким вопросам, именуемым «вечными» и «проклятыми», мог он зародиться. Вызванный к жизни требованиями промышленно-деловой сферы, рационализм чем дальше, тем больше превращался в универсальную философию, общую жизненную установку.