Он смотрел ей прямо в глаза и улыбался.
Неужели живой?
— Юра, это ты? — неуверенно пробормотала Изабель.
Лицо у мужчины белое как полотно, почти мраморное. Губы вроде улыбаются, но взгляд холоден, мертв.
— Юрочка, скажи что-нибудь, — жалобно попросила она.
Нет. Он — недвижим и страшен. А ее руки-ноги совсем не слушаются не то что с постели вскочить — даже отодвинуться не получалось. Оставалось только оправдываться:
— Юра, пожалуйста… Я не хотела тебе ничего плохого. Это вышло случайно, клянусь!
И все-таки как же он прекрасен. Даже сейчас, когда мертв.
— Юра, ты пришел за мной?
Ни слова в ответ. Только его руки, совершенной красоты, с пальцами музыканта, приходят в движение. Тянутся к ее горлу. Медленно, неумолимо. А сам он выглядит абсолютно равнодушным.
— Юра, не надо!
Но ладони — холодные, словно айсберги, — смыкаются на ее шее.
— Помогите! — отчаянно закричала Изабель.
И проснулась. Одна. На широкой постели. Простыни сбиты, кружевная ночнушка взмокла от пота. Три часа ночи. Время, когда виновные платят по счетам.
Можно даже не пытаться снова уснуть. Придется ждать — пока небо не окрасится жизнерадостной полоской рассвета, не зачирикают первые воробьи.
Изабель включила настольную лампу. Все равно темно, страшно! Схватила пульт «умного дома» и врубила свет во всей квартире. Сходить в гостиную, к бару? Налить себе двадцать капель, чтобы снять стресс? Она правда дала зарок, что никогда больше не будет пить, но сейчас это совсем неважно. Изабель собралась уже подняться с кровати, но вдруг вспомнила: именно там, в парадной комнате, лежал Юра. Именно там — на ее любимом кожаном диване — остывало его тело.
Нет уж. Лучше она подождет рассвета здесь.
Девушка открыла тумбочку, достала планшетник и включила его. Ей нравилось наблюдать, как грузится гаджет, как оживают «обои» — аквариум с жизнерадостными рыбками.
Но сегодня с компьютером что-то не так. Заурчал, вроде бы включился, а экран как был темным, так и остался.
— Давай, просыпайся, японская морда! — поторопила технику Изабель.
И монитор послушно вспыхнул. Только вместо умиротворяющих рыбок — девушка увидела совсем другую живую картинку. Кладбище. Зловеще торчащие кресты, могильные мраморные плиты. В сером небе каркают, вьются вороны. Пляшут синие огни. Медленно движется похоронная процессия, глухо бухает траурный марш.
— Нет… — прошептала Изабель и отчаянно вдавила кнопку выключения.
Монитор мгновенно погас. Но теперь ей показалось, что мрачная музыка играет где-то в недрах квартиры, и она завопила во весь голос:
— Нет, нет!
В огромном зеркале, наискосок от кровати, мелькнула тень. Юра здесь?!
Девушка упала на постель, накрылась с головой одеялом, зажала уши. Она больше не может! Лучше смерть, чем здесь жить!!!
Пусть говорят, что убежать от мертвеца невозможно.
Однако она все равно попробует.
Надя с Димой по московским меркам считались богачами — у каждого в собственности имелось по квартире. Но жили они на территории Митрофановой. Вот Надя и придумала сдавать жилплощадь журналиста. Чего квартирке пустой стоять? Да и спокойнее, когда Димка лишен своей холостяцкой берлоги. А деньги — можно, например, на отпуск откладывать.
Однако Полуянов — как только Надя нашла жильцов — немедленно помчался в автосалон и уже вечером (вот спонтанный человек!) катал ее на новенькой «Мазде». Целовал свою подругу, хвалил, восхищался:
— Какая ты умница, Надюшка! Мечту мою исполнила! И семье — материального урона никакого.
Покупка иномарки и правда никакого ущерба их бюджету не нанесла. От жильцов деньги получили — кредит погасили. Но только Димка теперь на классном автомобиле пижонит, в кожаном салоне расслабляется — под музыку из шестнадцати колонок, а Наде достались все хлопоты с арендой. Выбирает жильцов (за год трое сменилось), оформляет им регистрацию, следит, чтоб квартиру не «убили». Да еще Димка упросил налоговую декларацию вместо него заполнять: «А то я в этих бумажках обязательно что-нибудь напутаю!»
И Митрофанова — как истинная жена декабриста! — безропотно взяла на себя новую заботу — управлять Димкиной недвижимостью.
По мелочам Надежда жильцов старалась не дергать — особенно в конце месяца, когда подходило время платить по Димкиному кредиту. А то было как-то раз: квартиранты распсиховались и съехали в один день, не заплатив ни копейки. Вот была ситуация: из банка угрожающие эсэмэски шлют, на работе, как назло, зарплату задерживают, и Димуля в командировке.
Сегодня очередная напасть: позвонила бабуля из квартиры снизу. Потолок у нее якобы рушится, и она уже готова вызывать полицию, спасателей и комиссию из ЖЭКа.
Впрочем, после Надиных наводящих вопросов выяснилось, что пока на потолке всего лишь трещинка толщиной с волос.
— Но имеется отчетливая тенденция к увеличению, — важно изрекла бабуленция. — Явно, Надежда, твои жильцы напортачили. Так что приезжай, разбирайся с ними, пока они весь дом не порушили.
Вот и пришлось, вместо того чтобы Димочке ужин разогреть, да и самой после работы поблаженствовать — в мягком кресле, с бокалом вина, — тащиться в самый час пик на другой конец Москвы. Хотя, скорее всего, у соседки просто побелка на потолке облупилась.
