— Ну пожалуйста, Джейни, душечка. Я в безвыходном положении. Кроме тебя, у меня никого нет, — лепетала Молли. Вслед за кузиной она вошла в небольшой кабинет, ручка на двери которого была пластиковой, чтобы дети не ушиблись.
— Нет, Молли. Нет, нет и еще раз нет, — твердо сказала Джейн Престон. — Даже если б я должна была. Или могла.
— Очень остроумно, Джейни. И будь так добра, перестань разговаривать, словно персонаж доктора Сюса[1]. Ты передо мной в долгу. И потом, твои слова лишь подтверждают: тебе нужно почаще куда-нибудь выбираться. Тебе просто позарез нужно развеяться!
«Ну да, кто бы говорил», — подумала Джейн Престон, поправляя прямые светло-каштановые волосы до плеч. Она села за свой аккуратный рабочий стол и устремила на кузину карие глаза, которые всегда считала такими невыразительными.
Еще сегодня утром она была счастлива. Ее собственный бизнес процветал, все счета оплачены, а на распродаже она отыскала себе новые кроссовки. Вся прошлогодняя одежда ей по-прежнему впору. Недавно она начала присматривать дом — ведь в двадцать семь лет пора уезжать от родителей и делать последний шаг к независимой жизни.
И тут — бац — откуда ни возьмись появляется Молли. Восхитительная Молли Эпплгейт, которая уже не раз врывалась в ее жизнь, напоминая обо всем, чего Джейн, наверное, так не хватало.
Определенно не хватало. Но она не собиралась признаваться в этом Молли.
— Я в долгу? — Джейн тут же очнулась от внезапного приступа жалости к себе. — Слушай, Молли, это просто низко. Хотя ты делаешь успехи. Сегодня тебе понадобилось целых пять минут, чтобы завести обычную песню. Но это не поможет, Молли. На этот раз и не надейся.
Неотразимая Молли Эпплгейт — ростом пять футов и семь дюймов, с небесно-голубыми глазищами и темно-медным водопадом густых блестящих волос — оперлась ладонями о стол и придвинулась ближе.
Джейн вздохнула при виде великолепной груди, приоткрывавшейся в глубоком разрезе блузки, и попыталась убедить себя, что ни капельки не завидует ни росту кузины, ни цвету ее волос, ни, самое главное, размеру лифчика — третьему. Ведь лифчик первого размера, с подкладками, тоже должен иметь право на зависть.
Молли широко улыбнулась, обнажив идеально белые зубы:
— Говоришь, низко? Держись, Джейни, я могу и ниже. Сюзанна Хендерсен — это имя ни о чем тебе не говорит? Я вот припоминаю, что ты мечтала избавиться от этой девицы, которая издевалась над твоими зубными скобами. И я помогла. Скажешь, нет?
Джейн взяла со стола резинку и порывисто завязала волосы в конский хвост:
— Между прочим, никто тебя не просил ставить ей фингал под глазом. И, кроме того, нас тогда обеих на три дня исключили из колледжа. Я не хочу об этом разговаривать.
— Правда? Не желаешь об этом разговаривать? Ну а что скажешь про ту ночь: я взяла на себя вину, когда твой папа застукал нас, забравшихся домой в три ночи с дорожным знаком под мышкой?
Откинувшись на спинку стула, Джейн скрестила руки на груди. Вызывающий ли у нее вид? Хорошо бы. Лучше бы даже грозный, хотя она сомневалась, что стоит изображать ярость. Это было бы уже перегибом.
— Ты сама мечтала стащить его, Молли. Ты и выволокла меня из дому посреди ночи.
Молли оттолкнулась от стола, сделала небольшой круг и снова положила на него ладони:
— Не цепляйся к мелочам, женщина. Я же прикрыла тебя, спасла твою несчастную задницу.
Она снова наклонилась ближе, и Джейн крепче уперлась ногами в пол, чтобы отодвинуться подальше. Но за спиной оказалась стена. Жаль, что нет под рукой темных очков, чтобы защититься от сияния улыбки и блеска сверкающих глаз. Потому что Джейн знала — ее кузина готова нанести смертельный удар в любой момент.
Молли не заставила себя ждать:
— А потом был Красавчик Билли. Помнишь его?
— Мне было пятнадцать. — Джейн почувствовала облегчение, снова придвинулась к столу и занялась несколькими бумагами. Интересно, ли она равнодушной? Если вызов и ярость не помогли, остается последнее оружие — безразличие. Молли все еще не добралась до Большой Любви. Слава богу. Но не стоит расслабляться. Это лишь вопрос времени. Молли знала, куда целиться, когда стрелять… и как ранить.
— Да, да, пятнадцать. И ты была нецелованной до Красавчика Билли. И кто организовал все это? А?
— От него несло, как от верблюда, который наелся фиг и квашеной капусты, — парировала Джейн. — Ну ладно, хватит. Я все равно не собираюсь тебе помогать.
— Ты просто не хочешь слышать о Шоне, о Большой Любви.
Джейн знала, что на Молли не стоит особо полагаться, но в одном уж точно можно быть уверенной: она никогда не забывала упомянуть о Большой Любови.
— Нет никакой Большой Любви. Просто… просто букет маленьких романов, о которых мне хотелось бы забыть, включая и Шона Джентри. Особенно Шона Джентри. Я была тогда восемнадцатилетней дурочкой. Кстати, он сейчас в тюрьме за подделку чеков или что-то в этом роде. И это ты подтолкнула меня к нему.
— Вот еще! Никуда я тебя не толкала против твоей воли. Шон был твоим разочарованием, Джейни. В жизни каждой женщины должно быть разочарование. Даже два. На первом учишься, второе держишь при себе.
— Так по-дурацки потерять невинность, — пробормотала Джейн, покачав головой, и взглянула на кузину: — Разочарование? Спустись на землю, Молли. Меньше всего в жизни мне нужно такое «разочарование». Я уже взрослая женщина и переросла все это. И тебе пора поумнеть.
