Его Честь Остронюх Серебряк сидел в кабинете, задумчиво посасывая длинную трубку, изогнутую как восточная сабля. На самом деле трубка была пустой, потому что молодой Нюх никогда в жизни не курил. Зато, когда он посасывал чубук любимой трубки, сразу можно было сказать, что он погружен в мысли. Задумчивость и трубка существовали нераздельно. Вот и сегодня, когда за окнами квартиры на Хлебной улице клубился туман, Нюх сидел и думал. Его дальняя родственница и почти ровесница ласка Бриония наблюдала за ним. Только сегодня в клубе он услышал, что Баламут Серебряк собирается взорвать город Туманный — столицу Поднебесного. Баламут не признавал власти, был анархистом и с самого юного возраста принялся бороться с теми, кто, по его мнению, нажил чересчур много добра.
— О чем ты думаешь? — подала голос Бриония.
Ласка сидела за маленьким ломберным столиком и играла в шахматы — невинное развлечение, которое ей очень нравилось. Бриония Живорез была хирургом и лечила главным образом бродяг и нищих, которые ночевали под мостами через реку Бронн, разделявшую город пополам. Бриония жила в квартире напротив, и поэтому ласки частенько коротали вечера вместе. Обоим это было нужно, хотя ни он ни она ни за что не признались бы в такой своей слабости.
Район с романтичным названием Шквалистое Поместье, где они жили, по преимуществу населяли горностаи. Присутствие ласок здесь никоим образом не приветствовалось, и надменные соседи Нюха и Брионии давали постоянно это понять, не замечая своих неблагородных соседей. Большинство ласок обитало в лачугах в районе Опийной Дури — беднейшей части города. И Нюх, и Бриония при обычных обстоятельствах тоже оказались бы там, но поскольку оба происходили из весьма состоятельных семейств, то вполне могли позволить себе снять квартиры в аристократическом районе, невзирая на недовольство соседей.
— Опять пошли разговоры о моем кузене, — отозвался Нюх, отложив трубку.
— О Баламуте?
— Да. Говорят, он вознамерился взорвать Туманный. И если я его хоть сколько-нибудь знаю, он непременно разнесет здесь все по камешку.
— Что? О нет, только не это! — На доске разыгралась маленькая трагедия (в этом комплекте шахмат красные фигурки двигались при помощи пара, а черные были заводными): красная королева подскочила в воздух и, столкнув с доски черную, победно выпустила в воздух целое облако пара. — Он только и делает, что повсюду рассовывает свои бомбы. Неужели анархистам заняться нечем?
Фигуры на доске в точности отражали предпочтения горожан — одним нравились паровые двигатели, другим — механические.
В ответ на агрессию красной королевы черная ладья развернулась и через всю доску проскакала отомстить за поруганную монархиню. Она так сильно пнула красную королеву, что та подлетела вверх, ударилась о потолок и, выбив из последнего основательный кусок штукатурки, свалилась в вазу с цветами, где ее двигатель с грохотом взорвался.
— Боюсь, — пробормотала Бриония, — что эти новомодные фигурки слишком уж агрессивны, чтобы игру можно было назвать тихой.
— На сей раз все серьезно, — сказал Нюх. — Я имею в виду Баламута.
— Полагаю, сейчас ты собираешься начать очередное расследование, чтобы разыскать эту бомбу.
— По-моему, надо попытаться.
— Баламут, несомненно, повеселится. Ему до смерти нравится, когда ты гоняешься за ним. — Бриония замолкла на мгновение, а потом снова продолжила: — Его матери не стоило дарить ему на день рождения черный плащ. Бедняга Баламут и так-то был на верх не крепок, а из-за этой штуки лишился и последнего рассудка.
Нюх выбил из трубки воображаемый пепел.
— Только не пытайся объяснить это с медицинской точки зрения. Баламут весьма умен. Возможно, он даже гениален, но это злой гений. Знаешь, — Нюх встал и сладко потянулся, — пожалуй, я пойду прогуляюсь. Когда я в одиночестве брожу по улице, мне лучше думается. Ты не возражаешь?
— Вовсе нет, — отозвалась Бриония. — Только оденься потеплее. На улице ужасно холодно и влажно — спустился туман.
— Не беспокойся. Джисс Хлопотуша не пустит меня дальше парадной двери, если я не надену плащ и шляпу.
И это была истинная правда. Джисс услышала, как Нюх выходит из квартиры, и проследила за тем, чтобы он надел и теплый плащ, и шляпу, и перчатки. И вот, держа в лапе трость с серебряным набалдашником (в ней, кстати сказать, был спрятан отличный клинок), Нюх ступил на мостовую и, не обращая внимания на туман, отправился к реке.
Кое-где на улицах горели газовые фонари. Они, конечно, давали не особо много света, но, во всяком случае, хоть слегка освещали путь припозднившимся прохожим. Впрочем, таковых почти не было — все предпочитали сидеть дома возле теплого очага, а не бродить по темным холодным улицам. Те же, кто все-таки выбрался наружу, закутались в плащи и надвинули шляпы поглубже, пытаясь хоть как-то сохранить тепло.
Река Бронн, как мы уже знаем, разделяла Туманный на две части — на южном берегу стоял старый Замок Дождей, который теперь назывался Истминстерским дворцом и служил резиденцией королевы Крошки. Она была из людей и в нынешние демократические времена не имела реальной власти. Люди вообще предпочитали селиться на южном берегу, а на северном обитали животные — ласки, горностаи, куницы, хорьки, выдры и прочие представители фауны. Люди и животные жили раздельно вовсе не потому, что недолюбливали друг друга, просто они слишком уж различались величиной. Некоторые из лучших друзей Нюха были людьми, но если он вполне мог прийти к ним в гости, то они, лишь встав на четвереньки, смогли бы переступить порог его квартиры. На южном берегу повозки и дрожки возили лошади. На северном в качестве тягловой силы использовали желтошеих мышей, хотя в последнее время на улицах начали появляться паровые и заводные экипажи.