Катер, возвращавшийся с морской прогулки, вошел в воды залива, и пассажиров сразу перестало качать. На спокойной воде колыхались чайки, поднявшись, кружили над катером, выпрашивая подачки.
— Господи, до чего красиво! — вздохнула Русанова, глядя на город, обнимавший залив.
— Старый город всегда хорош, — снисходительно одобрил ее эмоции Барков. — И новое они пристраивали со вкусом, не тяп-ляп… Нейтралы убежденные! У них было время изыском заниматься.
— Жаль, что ничего не захватила для птиц… Смотрите, как они трогательно выпрашивают.
— Ну, по-моему, просто нахальство, — возразил Барков. — Жадные, прожорливые и крикливые. Зато изящны, и этим создают впечатление. Как в жизни часто бывает.
Обернувшись, он кивком указал на чаек стоявшему неподалеку молодому матросу, и тот вскоре принес два аккуратных пакета.
— Пожалуйста, все предусмотрено. — Барков заплатил за корм, и матрос, улыбаясь, поблагодарил его. — Только бросайте подальше, их сейчас столько над головами завертится…
Множество птиц действительно затолклось в воздухе с пронзительным гамом, Русанова, смеясь, бросала им корм, и пакеты быстро пустели.
Вроде бы неторопливо стуча мотором, катер тем не менее быстро приближался к причалам, где его поджидали двое одинаково высоких и представительных мужчин.
— Все, птички, больше нету. — Русанова отбила ладонь о ладонь, стряхивая крошки. — Теперь рыбу ловите.
— Ну, эти явно предпочитают жить подаянием, — усмехнулся Барков. Повернувшись, увидел близившийся причал, двух мужчин на нем и озабоченно взглянул на часы. — О, нас встречают, а мы, и верно, запаздываем… На десять минут! Шеф наверняка волнуется.
Пассажиров на катере было немного, русские вскоре поднялись на причал, и младший из встречавших улыбнулся Русановой.
— Как вам понравилась прогулка? — спросил по-английски.
— Благодарю вас, господин Лундквист, было чудесно! И почти совсем не качало.
— Вот именно, что «почти», — уточнил Барков с протокольной улыбкой, сопутствовавшей любому его разговору с иностранцами. — Просто Елена Андреевна прирожденный морской волк, чего совсем не скажу о себе… Мы едем, да? Катер опоздал на десять минут.
— Столько же у нас в запасе, и мы успеем, — заверил тот из шведов, что был постарше. — Прошу вас.
Машина стояла неподалеку, перед гостями предупредительно распахнули дверцы, и вскоре поток разнообразных лимузинов на магистрали принял еще один.
В просторном вестибюле офиса, при виде входящих, поднялся из кресла дородный мужчина:
— Ну знаете, точность просто отменная: минута в минуту… Но ведь у нас и отбытие сегодня, а дела еще есть. Вы, Елена Андреевна, займитесь образцами, а мы отправимся к коммерческому директору фирмы. Вы с нами, господин Эдстрём?
— О, разумеется, мистер Харлампиев, — улыбнулся старший из шведов. — Я провожу вас. А мой коллега — моложе, и ему я предоставляю удовольствие сопровождать госпожу Русанову.
И, разделившись, они разошлись в разные стороны.
В полутемном зале была высвечена лишь круглая площадка, окруженная уходящими вверх рядами кресел. Манекенщицы с деланно-утомленными лицами манерно, расхлябанно похаживали в освещенном кругу, демонстрируя шубы, палантины и меховые жакеты поверх вечерних туалетов.
— Нет-нет! — Русанова Что-то отметила в блокноте, оставила кресло и вышла к просмотровой площадке. — Н-нет… С песцами, по-моему, все хорошо, а куница — мех строгий при всей его импозантности… Его лучше подавать с менее броскими туалетами.
— Хорошо, я вас понял, — кивнул Лундквист. — Магда! Попробуем третью модель… Переоденьтесь. Очень жаль, что вы нас оставляете, — снова обратился он к Русановой. — С вами я бы чувствовал себя уверенней, демонстрируя образцы заинтересованным лицам.
— Не скромничайте, вы отлично знаете Дело, А меха того качества, которое гарантирует успех. — Она еще сделала пометку в блокноте и убрала его в сумочку. — Возвращаться надо: наш аукцион через три недели и предстоит уйма работы. Вы будете, конечно?
— Нет, — с сожалением покачал головой Лундквист. — Я всегда с удовольствием навещаю Ленинград, но на этот раз опять поедет господин Эдстрём… Магда, вы готовы? Прошу.
Девушка выплыла на площадку уже в другом туалете, прошествовала мимо них, томно опустив ресницы…
Наблюдавший за всем этим из верхнего, не видного с площадки ряда, седоголовый человек, услышав, как кто-то появился позади него, не обернулся, бросил коротко:
— Ну?
— Они готовы продать лишь несколько видов клеточных мехов, — сказал Эдстрём, склоняясь к нему. — Что до остального, то ссылаются на незыблемые принципы аукционных торгов: всем равные возможности.
— Так. Садитесь. Ваше доверенное лицо в Ленинграде действительно заслуживает доверия?
— Оно готово на все, если мы выполним поставленные условия.
— Мы их выполним, — кивнул человек. — Внесите требуемую сумму на банковский счет, по прибытии в Ленинград покажете чек. А вручите, когда станете принимать товар. О путях вывоза я позабочусь сам, понятно? Эта партия куницы должна быть нашей, я так хочу! Торговля предусматривает риск, и мы рискуем… Но свести этот риск к минимуму — ваша задача. Надеюсь, вы все уяснили?
— Да, конечно.