Глава первая 1895 Мэнло-парк Нью-Джерси
Томас Алва Эдисон стоял у окна в пустой лаборатории и вглядывался в безоблачную ночь, стараясь различить вдали зарево от пожара в доме своего соперника. Сняв на несколько мгновений очки, он наспех протер запотевшие стекла и, водрузив их на нос, снова устремил взор в сторону острова Манхэттен. Он сунул горсть медяков принесшему весть о пожаре мальчишке-посыльному и, захлопнув дверь, не медля ни минуты, приник к окну в надежде увидеть отблески пламени.
Студеный предутренний воздух был прозрачным и чистым. Внизу, в двадцати пяти милях отсюда, раскинулся великий город Нью-Йорк, и небо над ним было ясным и чистым. Ничто не затмевало ледяного мерцания созвездий. Эдисон убеждал себя, что огонь уже сделал свое страшное дело. Ведь чтобы спалить дотла пятиэтажный деревянный дом, много времени не требуется, не так ли?
В самом деле. Но надо взять себя в руки: только слабаки и подлецы радуются бедам ближних. И все же если главного соперника и вправду поглотило пламя, год от Рождества Христова тысяча восемьсот девяносто пятый обещает быть весьма интересным. А ведь это еще только начало. Грядет эра очищения.
Он усмехнулся, оценив удачную шутку времени: тринадцатое марта, два дня до начала ид по древнеримскому календарю. Тогда римляне избавились от жестокого тирана Юлия Цезаря. Эдисон знал об этом со всеми подробностями, хоть школу он так и не окончил и даже считал этот факт своей биографии поводом для гордости.
Он снова вперил напряженный взгляд вдаль, тщетно пытаясь различить на горизонте бледное красное свечение или слабые всполохи, и в то же время убеждая себя, что даже если дом еще горит, зарево с такого расстояния ему не увидеть. Пустая трата времени…
Эдисон громко рыгнул. Волнующие новости сродни острой пище. Хорошо бы подольше сохранить в животе эту приятную пряную жгучесть — но демонстрировать ее последствия джентльмену не пристало. Дожив до сорока восьми, изобретатель не раз имел возможность убедиться в том, сколь важны для преуспевающего человека хорошие манеры.
Радоваться несчастьям ближнего — занятие не из благочестивых. Даже если этот ближний — твой же бывший помощник, вздумавший помешать твоим планам электрификации Америки, наглый выскочка, посмевший заявить газетчикам, что ты «не ученый, проникающий в тайны Вселенной, а ловкий делец, привыкший пользоваться результатами чужого труда».
Назвать Томаса Алву Эдисона, создателя электрической лампочки, примитивным ремесленником от энергетики!
Ремесленником!
У изобретателя заныл желудок. Совсем как тогда, когда он мальчишкой брался за плуг, не успев переварить обед. Матушка пользовала его от живота смесью кефира и кукурузной муки, но испытанное домашнее средство теперь уже не действовало. Все дело в глумливости. Он это точно знал. Все дело в ничтожном, но назойливом грехе, который вечно пытается завладеть его душой. Это Глумливость заставляет его язвить, насмешничать, усмехаться, заливаться смехом, а порой и пускаться в пляс. Глумливость превращает умудренного опытом мужа в неразумное дитя.
Ну уж нет. Томас Эдисон не свернет с пути, не забьется в корчах, словно жалкий скряга при виде чужого богатства. Еще чего! Его репутация непоколебима, и место в истории ему обеспечено.
Или нет? Неожиданная мысль заставила Эдисона содрогнуться и окинуть тревожным взглядом лабораторию: длинный ряд одинаковых столов, на каждом из которых развернут миниатюрный экспериментальный полигон. Ассистенты Эдисона трудились не покладая рук, чтобы заставить гениальное творение своего босса работать. «Дьявол кроется в деталях», — без устали повторял он своим парням. А коли так, этого самого дьявола можно из деталей вытряхнуть, были бы под рукой расторопные помощники, готовые рыть землю по одному слову неуемного начальника. Такого, как он: тучной, тугой на ухо, полуграмотной деревенщины. Для застенчивого паренька, что все еще скрывался в недрах души знаменитого изобретателя, вид обезлюдевшей мастерской был спасительной соломинкой. Электрическая лаборатория Эдисона была самой лучшей в Америке, самой большой и самой дорогой. Отсюда победоносная армия его верных изобретений начнет свой поход, чтобы покорить весь мир и принести его к ногам своего создателя. С ней он вернет и приумножит богатство и славу. И осчастливит человечество, само собой! Озаренный надеждой, Эдисон молча поклялся себе, что, каким бы сильным ни было искушение, наутро он не пойдет смотреть, как дотлевают на пепелище головешки. Он не станет наблюдать из-за угла, как тот человек ползает на четвереньках среди останков сгоревшей жизни.
И даже если их путям вновь суждено пересечься, Эдисон никогда не поступит с этим наглым ублюдком так, как тот обошелся с ним на Всемирной выставке в Чикаго. Подумать только, этот фанфарон таскался за ним повсюду и отвлекал внимание журналистов! Слишком гордый, чтобы поздороваться, как подобает вежливому человеку. Слишком хорош для всех нас.
И все это буквально на глазах у всех.
«Заносчивый мерзавец» — вот подходящее наименование для подобных типов. И все же — в который раз напомнил себе Эдисон — фальшивая помолвка — вещь немыслимая, а для человека его положения — недопустимая (хотя человек слаб, и едва ли стоит осуждать его за невольный укол зависти). Первая жена любила повторять, что дело не в искушении — дело в том, как ты его преодолеваешь. Сама покойница преодолевала дьявольские искусы с неизменной твердостью.