– Я никогда не стану вашей! – Capa подняла зажатую в руке статуэтку и опустила бронзового божка на голову Ричарда Равенвича. Раздался гулкий звон.
Равенвич уронил руки, сжимавшие горло Сары, и застыл. В его темных глазах промелькнуло удивление, сменившееся гневом.
– Будьте вы… – прошептал он и рухнул на пол. Capa ошеломленно смотрела на статуэтку. Это был Пан – любимый божок Ричарда. Фигурка Пана была изогнута так, словно его скрючило от боли – точь-в-точь как его хозяина. Capa перевела взгляд на Равенвича и похолодела.
Он лежал вытянувшись, запрокинув голову. Рядом с ним валялась скамеечка для ног.
– Равенвич? – окликнула его Capa.
Она отбросила в сторону злополучную статуэтку и подошла ближе. Протянув дрожащую руку к шее Ричарда, попыталась нащупать пульс, с ужасом отдернула ладонь и вскочила на ноги. Пульса не было.
«Неужели в самом деле мертв?» – подумала Capa. Впрочем, это ничего не изменит. Она всегда будет чувствовать себя одинокой здесь, в этом уединенном поместье. Родственники Равенвича никогда не поймут и не поддержат ее.
Capa представила себе, как она выходит из комнаты и небрежно сообщает родным и близким Ричарда: «Мне очень жаль, но наша с Равенвичем помолвка не состоялась. Я отказалась выйти за него замуж и убила его. Надеюсь, никто из вас не станет возражать?»
На самом деле она прекрасно понимала, что даже ей не удастся выкрутиться из этой ситуации, и решила не искушать судьбу. Местечко здесь глухое, родственникам Равенвича не составит труда расправиться с ней. Удавят – и дело с концом. Никто никогда ни о чем не узнает.
Capa наклонилась, подняла с пола упавшую шаль, набросила ее на плечи. Затем осторожно выскользнула из комнаты, где лежал Равенвич, и поспешила к выходу. Проходя через холл, она поймала на себе удивленный взгляд дворецкого.
– Пойду пройдусь по саду, – бросила ему через плечо Capa.
Только многолетняя выучка удержала его от того, чтобы не спросить леди о том, знает ли она, который теперь час, и не боится ли промокнуть под дождем, который вот-вот начнется.
При виде дворецкого Capa еще больше укрепилась в своем решении не выходить замуж за Равенвича, даже если бы он был еще жив. Давным-давно известно, что каков хозяин, таковы и слуги. Стоит ли удивляться, что дворецкий Равенвича не научен правилам хорошего тона, если его хозяин сам ничего не знает об этих правилах?
Capa быстро пересекла двор и проскользнула в конюшню. Грумы и конюхи сидели в дальней комнате и, судя по доносившимся оттуда возбужденным и не совсем приличным возгласам, играли в карты. Стараясь не шуметь, Capa оседлала первую попавшуюся лошадь, надеясь на то, что ее похрапывание и тихое ржание не привлекут внимания игроков. Упрямое животное долго сопротивлялось. Наконец Саре удалось покинуть конюшню, и она галопом помчалась прочь, подальше от этого места. Куда? Неважно! Сейчас это волновало ее меньше всего.
Часа через три начался дождь, собиравшийся еще с утра. Вода потоками хлынула с прохудившихся небес. Оглушительно рокотал гром. Молнии то и дело озаряли небо яркими вспышками, но тут же гасли, и все вокруг вновь погружалось в кромешную тьму.
Испуганно заржав, лошадь встала на дыбы. Capa не смогла удержать в озябших пальцах намокшие скользкие поводья и, потеряв равновесие, свалилась на землю. Когда она поднялась на ноги, лошади уже и след простыл. В отчаянии Capa смотрела в темноту, поглотившую беглянку. Впрочем, чего еще можно было ожидать от лошади с конюшни Равенвича?
Чтобы укрыться от дождя под ветвями деревьев, Capa свернула с дороги в лес. Ничего не различая в темноте, она тут же зацепилась шалью за острый сучок и порвала ее. Шаль так и осталась висеть на дереве. Девушка побрела дальше, сделала шаг, другой, третий… Вдруг почва ушла из-под ног, и Capa кубарем покатилась вниз по крутому склону оврага, на дне которого притаилось небольшое, но глубокое болото. Бедняжка на полной скорости с головой погрузилась в этот омут, взметнув над собой фонтан холодной воды и вязкой тины. С трудом вынырнув, она судорожно замахала руками и кое-как выбралась на скользкий берег, упала лицом вниз и зарылась пальцами в жидкую грязь.
– Ах, до чего же неизящно, – проговорила она, теряя сознание.
Джеффри, граф Грэй, не спеша шел по лесу с ружьем и внимательно осматривался по сторонам. Утренняя заря окрасила стволы деревьев в розовый цвет. Воздух после вчерашнего ливня был удивительно чистым, свежим, напоенным запахом умытой листвы. Прекрасное утро, самим богом созданное для охоты на птиц!
Он подошел к краю оврага, посмотрел вниз и сразу же заметил что-то белое на берегу блестевшего внизу болота. Каково же было его удивление, когда он понял, что куча грязи, из-под которой выбивалось это белое, была не чем иным, как человеческим телом.
Джеффри ругнулся сквозь зубы, быстро сбежал вниз и, опустившись на колени, перевернул тело на спину. Откинув со лба прилипшие, свалявшиеся волосы, он обнаружил под ними заляпанное грязью женское лицо.
– Мадам! – позвал он и легонько похлопал лежащую по щеке.
Женщина не шелохнулась. Кожа ее была холодна, как лед. Джеффри прикоснулся пальцами к ее шее, нащупывая пульс. Сердце билось. Не теряя больше ни минуты, Джеффри поднял ее на руки. Сгибаясь под тяжестью мокрого тела, Джеффри подумал о том, что бедняжке явно повезло уже хотя бы потому, что он вовремя нашел ее. Перекинув через плечо безжизненную ношу, он решительно зашагал к дому.