То, что наши «Толстяки» были написаны, само по себе удивительно — учитывая факторы времени, расстояния и судебных (от слова «судьба») различий у обоих авторов. Но еще удивительнее судьба стихотворной подборки, которую вы можете — если захотите — прочесть далее.
Когда текст пьесы уже был в основном готов, соавторы почти случайным образом сумели встретиться «вживую» в Ростове. Это было, если память никого из нас не подводит, где-то в мае 2011 года. Вдруг Бороховский сказал: «Слушай, а если это издавать, может приложить еще и вот такую штуку…». Гиренко сразу согласился.
И тут нас обоих ждал сюрприз. Оказалось, что наши отдельно взятые стихотворные опыты (а они разлеглись по времени лет на 30, если не больше) очень легко выстраиваются в диалог. Он получился рваный, местами депрессивный, местами «стёбовый» — то есть, как если бы мы действительно начали беседовать между собой не прозой, а стихами И тут мы поняли, почему у нас сложилось соавторство — несмотря на все пространство времени и разные разности: потому что есть некий общий взгляд на этот мир.
Есть что-то, что важнее мест жительства, специфики профессий, несходства политических взглядов, и прочих этнических, географических и каких еще угодно различий.
Мы — люди одного поколения, одной культуры, одной судьбы (и не ловите на слове — так бывает, что судьбы разные, а судьба одна). Как бы ни складывались исторические обстоятельства и не расходились психологические характеристики, мы говорим на одном языке и думаем в одних категориях.
Хотя, конечно, говорим и думаем не одинаково. И это, как нам кажется, здорово. А как вам — судите сами. Мы не стали подписывать каждое стихотворение в отдельности, чтобы не разрушать единства текста. То, что выделено курсивом, написано Юрием; что не выделено — Евгением. Но мы бы очень хотели, чтобы читатель воспринимал это как единый текст. Потому что это не две подборки разных авторов, а именно диалог. Так вышло. Чему мы рады, и надеемся, что и вы не огорчитесь.
* * *
В начале было Слово, и оно
У Бога было с самого начала.
Бог на троих сообразил, и стало
Все хорошо. И было решено:
— Да будет Свет! И солнце засияло.
— Да будет Тьма! И сделалось темно.
Был Словом Бог. У Бога было Слово,
В нем жизнь была, и человеков свет
Во тьме зажегся. Бесконечных лет
Вершиться начал в дивном мире новом
Круговорот. За сотвореньем вслед —
Грехопаденье. Мы всегда готовы.
Но свет во тьме иссяк. В заботах праздных
Мы заблудились в суетных веках.
Утраченного времени строка
Оборвана. И поиски напрасны.
«Жизнь тяжела, но к счастью коротка».
«Жизнь коротка, а музыка прекрасна».
* * *
В обезличенном свете
Фонарей и реклам
Оживает рассветом
Снег с мечтой пополам…
Достоверной неправдой,
Нереальностью фактов
Мир менялся не ради
Ни фанфар, ни инфарктов.
Мир не стал ни опасным,
Ни чужим, ни заветным,
Мир менялся прекрасно
И почти незаметно.
В бесконечном паденье
Снег ложился на плечи…
С каждым новым мгновеньем
Мир менялся навечно.
Каждым добрым поступком,
Каждой новой любовью
Становился доступней,
Оставаясь собою —
Мудрым и чуть наивным,
В ритмах любого века —
Просто гостеприимным
Миром для человека…
* * *
А бутерброд все падал маслом вниз!
Крутясь, как белка в колесе фортуны,
Вращался и кружился. Шибко умным
Себя не числя вовсе. Это жизнь —
Сбивала с ног на каждом рубеже,
Несла по кочкам, гнула и косила…
Так было ранее — и будет впредь, как было
Я в курсе. Мне доложено уже,
Что всякий Лев заведомо неправ,
Что если ветер, то уж во все щели…
Большому кораблю — большие мели.
Плыви, мой челн, ветрила вверх задрав!
Гляди — маячит нечто впереди,
О чем не вредно помечтать, ей-богу…
Ну, вывози, кривая, на дорогу!
Эй, там, ко мне! Постой, не уходи…
* * *
Белое поле снега.
Небо — белесым комом
Домов отвесные склоны
Ласкает зябкою негой.
Стекла блестят щитами
В серых доспехах камня…
Кто в этом мире главный,
К чему стремиться мечтами?
Зачем пустота всюду —
Всюду, где есть кто-то?..
Нету ни за, ни против,
Просто живут люди.
И незачем лезть в чащу,
Плевать, что это не ново.
Первым ли было слово,
Но было гораздо чаще…
Пора бы оставить, что ли,
Груды различных теорий,
Но вновь пытаются в споре
Истин зачать поболе.
Нехватки нет в одержимых,
И поиск их бесконечен.
Вот только похвастаться нечем,
Кроме находок мнимых.
Не виден финиш у бега,
И трудно в него поверить.
Не требует вовсе проверок
Лишь белое поле снега.
* * *
Тепло и сыро, как тому ужу.
Усталый Танаис (никак не ТанаИс,
Тем паче не ТанАис), обмелев,
Все ж катит воду в Меотиду. Понт
Осилил жар степей. Настала осень.
На Борисфене скифы бьют сарматов.
Итиль в Хазар впадает. В ИзраИль
Хазары умотали. На Кавказе —
Хасиды и хиджабы. И Рамзан.
Кругом коран и пьянь… Такое время.
Эх, кабы Митридат VI Евпатор
Понты свои раскинул бы пошире
И одолел и Рим, и Степь, и горы,
У нас столицей был бы Севастополь,
А за Уралом правил хан… Не вышло.
Миллениум туда или сюда —
Не так уж много, поколений двести.
Ну может быть четыреста. Всего!
Царапина на Солнечной системе.
А мы-то мним, что постигаем вечность…
Забьемся в щель поглубже. Глупый сокол
Пускай об скалы расшибает яйца.
Пускай сажает печень Прометей.
Пустое. Все случится по-другому.
Покуда можем — просто будем жить…
