КОРОЛЕВА ШИРПОТРЕБА. ОШИБКА ПРОФЕССОРА. КОМИССИОНКА ПАЛЕОЛИТА И ПОСТУПЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ. ВЕНЯ МУЗЫКАНТ И ЕГО ПОМОЩНИЦА
Накануне отъезда в Москву профессор Мотовилин купил жене шубку. Нейлоновую шубку цвета лунного серебра. Продавец зарубежного универмага сказал профессору, заворачивая покупку:
— Мосье! Ваша дама получит дивный подарок. Это поистине синтетическая вещь! Элегантные формы и линии манто сочетаются с нежнейшим цветом. Шубка легка, как пушинка, и горяча, словно доменная печь. Она согреет вашей даме не только душу, но и сердце.
— Шубы не согревают, — возразил профессор, любивший точность. — Они лишь сохраняют тепло человеческого тела. Так, по крайней мере, утверждает физика.
— О да! Вы правы, мосье! — поспешил согласиться продавец.
Он был хорошо воспитан. Он знал, что никогда не следует возражать покупателю, тем более когда товар продан.
Спустя шесть часов профессор был уже в Москве. Он вручил подарок жене. Увы! Первая примерка не принесла радости. Лунное серебро висело на миниатюрной Нине Михайловне, словно маскировочный балахон на огородном чучеле.
— Какой просчет! — искренне огорчился профессор.
Мотовилин славился среди коллег-хирургов непревзойденной точностью руки и глаза. Его хирургический нож не ошибался и на десятые доли сантиметра. А тут профессор дал маху минимум на два размера.
— Как же меня угораздило! — сказал Мотовилин. — Мне казалось, что ты значительно выше.
Жена Мотовилина легко перенесла удар. Вещи не составляли единственного смысла ее жизни. Она сказала:
— Стоит ли огорчаться, Егорушка? Право, это пустяки. У моего драпового пальто вполне приличный вид. К тому же я привыкаю к старым вещам. Мне трудно с ними расставаться.
— Запамятовать рост, размер талии и объем грудной клетки собственной жены! Нет, в этом есть что-то склеротическое.
— Ты и в дни молодости этого не знал, — мягко напомнила супруга. — И поверь, я не сетую. Мужчине не пристало возиться с тряпками. Я не люблю тряпичников.
— Моя жена — святая и достойная женщина! — воскликнул профессор. То было любимое изречение Леонара Менетрие, владельца харчевни «Королева гусиные лапы». Профессор почитал Анатоля Франса и часто повторял вслух мысли и афоризмы его героев.
В ближайшее воскресенье чета Мотовилиных отнесла нейлоновую шубку в комиссионный магазин. В тот день за фанерной перегородкой с табличкой:
дежурили двое: низкорослый молодой человек лет тридцати в пушистом вязаном жилете и пышнотелая брюнетка, чьи роскошные формы с трудом вмещались в черное муаровое платье строгого покроя. Платье угрожающе потрескивало, когда его хозяйка протягивала руку за вещью, которая, кстати, согласно правил, не должна быть слишком старой, поношенной, грязной, заплатанной, лицованной или побывавшей в чистке.
Молодой человек, известный в широких деловых кругах «Скупторга» под кличкой «Веня-музыкант», небрежно принял шубку и бросил ее на широкий дубовый прилавок, до блеска отполированный вещами. На лице оценщика появилось брезгливо-скучающее выражение. Оно как бы говорило: «Вот опять люди заставили меня возиться с каким-то тряпьем. Тошно!»
Беглый осмотр искусственного меха не принес оценщику морального облегчения. Он вздохнул и подбросил шубку. Описав в воздухе мертвую петлю, она плавно опустилась на прилавок подкладкой кверху. Вениамин Павлович взял хирургический скальпель, подпорол подкладку и заглянул вовнутрь.
— Что ж, можно принять, — вяло сказал он, свернул рулоном шубку и затолкал под прилавок, словно это был кусок мешковины.
— Пишите, Матильда Семеновна.
Брюнетка потянулась за квитанционной книжкой, и ее платье затрещало, будто материю испытывали на разрыв.
Веня-музыкант закурил «Казбек» и начал диктовать:
— Шубка из нейлона. Размер — пятьдесят. Импорт. Десять процентов износа.
Она еще совсем новая, — несмело вставила жена профессора.
— Ненадеванная? — иронически улыбнулся Веня, обнажая зубы.
У него были прекрасные, ровные мелкие зубы, много зубов, казалось даже больше, чем полагается для нормальной челюсти.
— Разве вы сами не видите? — удивился профессор.
— А вы что думаете на этот счет, Матильда Семеновна?
— Что мне думать! Я еще не встречала ни одного сдатчика, который бы честно признался, что он принес надеванную вещь!
— Вы, надеюсь, не подозреваете меня в сознательной лжи, — покраснел профессор.
— Упаси бог! — спохватился Веня, боясь, что игра может зайти слишком далеко. — Слово клиента для нас закон. Матильда Семеновна, будьте настолько любезны, зачеркните слово «износ» и напишите «новая». Оценка две тысячи!
— Всего? — удивилась Нина Михайловна.
— За вычетом семи процентов комиссионных, вы получите на руки одну тысячу восемьсот шестьдесят…
— Не слишком ли это дешево, Егорушка? — спросила жена профессора.
— У нас, граждане, государственная организация, — с достоинством сказал Веня. — Возможно, на Тишинском рынке тунеядцы-маклаки дадут вам дороже, но я не могу.
— Я вас понимаю, — быстро согласился профессор.
— Если хотите знать, вещь больше не стоит. Передо мной не каракуль, не песец и даже, извините, не задрипанный кролик. Передо мной всего-навсего нейлон. Разве это мех?