— Ты выходишь замуж, Роуз. Завтра, и это не обсуждается! — это все, что бросил мне мой отец, появившись дома через неделю отсутствия.
Я побледнела, вцепившись покрепче в перила лестницы, по которой так и не успела сбежать ему навстречу.
Матушка попыталась прояснить ситуацию, поднимаясь с дивана с растерянным:
— Но Чарльз…
Но отец уже скрылся в кабинете, не пожелав, как всегда, тратить время на женские охи-вздохи.
Громкий хлопок в сердцах захлопнутый двери был, однако, не тем, что могло бы остановить мою мать в данной ситуации. Она ворвалась в кабинет вслед за отцом с грозным криком:
— Немедленно объяснись!
Дальше дверь снова закрылась. Я, увы, позволить себе матушкиной решительности не могла, и, хотя дело касалось всей моей дальнейшей жизни, должна была, по замыслу родителей, смиренно ждать в своей комнате, пока кто-нибудь из них изволит мне хоть что-то объяснить.
Должным уровнем смирения я, увы, не обладала. В кабинет не пошла, нет. По опыту знала — выставят, да еще и накажут. А узнать — все равно ничего не узнаю. Они ведь там сейчас сначала ругаться будут. А ругаться — это не при дочери, разумеется, как можно?
Значит, пока ругаются, я как раз за плащом успею сбегать. Летние вечера прохладны, а долго стоять на одном месте — под окном кабинета, то бишь — надо как следует экипировавшись.
К плащу надела и капор, и рукавички. Да и ботиночки не спеша зашнуровала. В атласных туфельках я по росе не ходок. А папеньке еще за неделю отлучки получать горячих. Подумать только, мы с маменькой за эти дни все морги, все больницы… Всех друзей и приятелей его перетревожили, а уж те — и игорные дома, и дома терпимости обыскали. Без следа!
Нет, в одном игорном доме след нашелся: папенька, как всегда, играл, и играл, как всегда, без удержу. Баснословно выиграл. Катастрофически проиграл. Снова выиграл. Опять проигрался в пух и прах. И уехал с тем, кому остался должен. Человека этого никто не знал, прежде никогда не видел и имени его никто не слышал. Но ставки он делал очень высокие, одет был дорого и со вкусом, камни в его перстнях притягивали взгляд чистотой и размерами, а уж выезд, запряженный шестеркой вороных, и вовсе мог бы послужить самому королю.
Вот эта шестерка вороных, стало быть, моего папеньку и умчала, и неделю где-то катала. И привезла нам такие сногсшибательные новости. Я — замуж. Завтра. А еще сегодня у меня и жениха-то не было.
Да что жениха, я ж даже выезжать еще не начинала! Должна была, конечно, еще прошлой зимой, мы с маменькой готовились, даже платье уже… почти заказали. Нет, совсем заказали, но тут папенька очередной раз проигрался подчистую, и перепродали мое платье соседской Бетси, вот у нее и бал был, и сезон, и жених с тех пор имелся. А мы с маменькой всю зиму дома сидели, потому как по крупному выиграть папеньке только весной удалось, а там уж какие балы — все по имениям разъезжаются. Даже наш добрый король Георг и тот столицу свою оставляет.
Вот и осталась я и без жениха, и без выезда в свет. Жених, конечно, у меня все равно бы в тот сезон не появился — приданное мое папенька давным-давно уже проиграл. Обещал когда-нибудь выиграть вновь, но надежды мало было. Но балов все равно жалко было — и танцев, и флирта, и множества возможных знакомств.
И теперь вдруг, вот так — замуж?
Мучимая любопытством, я отчаянно продиралась сквозь густые кусты, что росли под окном кабинета. Мало того, что густые, еще и колючие, тут без плаща совсем никак. Но плащ хранил, и я справилась. Окно, как я и рассчитывала, распахнуто. Родители ж кричат, ругаются — им жарко. Как тут без вечерней прохлады? Ну а где прохлада — там и я, в комплекте. Присела на каменный выступ, затаилась, слушаю.
— Как ты мог, как ты мог, Чарльз? — восклицает матушка, явно заламывая руки. — Роуз ведь наша дочь! Любимая! Единственная! Как ты мог просто отдать ее за долги?! Расплатиться ею, словно каким-то векселем?!
— Каким-то?! — оскорбленно взвывает в ответ папенька. — Да ты просто не понимаешь, о чем говоришь, Кларисса! Наш особняк в столице. Наше имение здесь. Земли. Охотничьи угодья. Замок Альк.
— Замок? — обморочным голосом переспрашивает матушка. — Но ты не мог, он мой! Он мой, и ты обещал! Ты клялся моей тетушке перед смертью, что никогда!.. Никогда не отнимешь его у меня, и только с этим условием мы унаследовали его, а ты!..
— Я всего лишь пытался отыграться. И я должен был отыграться, у меня был стрит флеш! От короля! От короля, не абы какой! Я должен, должен был выиграть! Такая комбинация! Такая замечательная, практически беспроигрышная комбинация!.. — судя по всему, папенька начал метаться по кабинету, запустив пальцы обеих рук себе в волосы и позабыв обо всем на свете. Игра была для него всем. И сейчас он не видел жены, не помнил о судьбе единственной дочери, перед глазами его были только карты.
— Так ты говоришь, эта свадьба вернет мой замок? — уже совсем другим тоном спросила матушка. Холодно, расчетливо, по-деловому. С замком было связано вообще что-то темное. Мать ездила туда порой одна, мы же с папенькой там никогда не бывали. Он был нам, в общем-то, не особо нужен. Но все разговоры о том, чтобы назначить его мне в приданое, обрывались маменькой решительно и бесповоротно. «Не раньше, чем я умру», — хмуро заявляла она отцу. И добавляла внушительно: «Ты клялся!» И этого хватало, чтоб все разговоры о замке Альк немедленно прекращались. Прежде. До того дня, как отец, в нарушение всех своих клятв поставил его на кон и проиграл.