— Мне можно выйти на перрон? — глядя на узнаваемые черты Ленинградского, а ныне Николаевского вокзала, я буквально прилипаю к окну. — Ваше высокопревосходительство?
Гляди-ка ты, вокзал совсем такой же – и башенка с часами, и само здание! Красота, ей-богу! На площадке обычная московская толчея, разве, мода за последние лет сто, чуток, скажем, шагнула куда-то. Вперёд не вперёд, но шагнула. Страусиных перьев на шляпках действительно, в моём времени не сыскать (разве, в небюджетном стрип-баре), но вот борзую шпану, шарящую по карманам… Я с интересом провожаю взглядом вихрастого пацана в косоворотке. Задержавшись на короткое мгновение у толстой дамы с коробками, тот делает у её ридикюля незаметное движение… Незаметное движение… В следующий миг сверкают лишь удаляющиеся босые пятки – есть! Вот же, гопота! М-да, нравы ничуть не изменились.
— Зачем вам? — Витте недовольно подходит к окну, опуская створку. В вагон, вместе с потоком свежего воздуха, врывается нарастающий вой сирены о предполагаемом ядерном ударе. За неимением в этом времени стратегических боеголовок с их носителями, как, собственно, и глобальной системы оповещения, я предполагаю, что до толстой дамы начало-таки доходить: только что её банально обокрали. Витте немедленно захлопывает окно, прекращая страшный звук.
— Ваше высокопревосходительство!.. — буквально взмаливаюсь я. — Я у вас тут зачахну в поезде! Две недели безвылазно – от Владивостока до Москвы! А ещё до Санкт-Петербурга ехать! А вот эти ребята… — я указываю на двух потупившихся жандармов у входа, — Прошу прощения, у отхожего места меня караулят! Подслушивая, что и как я там делаю! Так ведь, парни?
Болик и Лёлик молча пожимают плечами – мол, что приказано, то и выполняем. Беда не наша.
— Хорошо, господин Смирнов, четверть часа в вашем распоряжении, пока паровоз заправляют… — неохотно сжаливается тот. — С перрона ни на шаг! Охрана, разумеется, при вас!
Дважды повторять не требуется – лихо разведя плечами жандармов (так и хочется высунуть язык, сказав им «бе-бе-бе»), я уже топаю по коридору осточертевшего пульмановского вагона. А ещё через пару секунд, оттолкнув жандарма у двери, прыгаю в московскую пыль девятьсот пятого. И плевать, что за спиной бухаются две туши: впервые за десять тысяч вёрст я снова стою на твёрдой земле!
Не успеваю я приземлиться, как меня едва не сшибает с ног здоровенный верзила, тыча бородой в лицо:
— Хосподин поручик, извольте! Лучший московский извозчик к вашему распоряжению!
От бороды, несмотря на утро, прёт чесноком и водкой, причём последним – с явным преимуществом. Подчинившись естественному рефлексу и отвернувшись, я немедленно упираюсь в коллегу чемпиона извозчиков:
— Ты, Аниска, лучший? Поди проспись сперва! Господин военный, извольте к нам, к нам пожаловать! Багаж, багаж давайте!
— Не слухайте их, господин офицерь!.. Я, я увезу!!!
А конкуренция у них тут… Не хуже, чем у таксистов в Домодедово! Продравшись сквозь окруживших меня рыцарей кибитки и удачи, я оказываюсь у очередного препятствия. Ей-ей, настоящий квест: огромный выносной стол, ломящийся от яств, охраняет здоровенная бабища в рязанском платке. Когда наши взгляды встречаются я сразу понимаю, что просто так от неё не уйти – не на ту, что называется, нарвался.
— Разносольчиков, господин офицер? Водочки? — сразу открывает та огонь тяжёлым калибром, даже без пристрелки. Как, допустим, какой-нибудь японский броненосец по одинокому русскому крейсеру.
— Э-э-э-э-э… Мне ниче…
— Поняла, сей момент заверну! — Бабища перегораживает собой дальнейший путь напрочь. Руки её с бешеной скоростью начинают собирать снедь со стола. — Икорки чёрной, паюсной, огурчиков с хлебушком высший сорт, осетринки свежайшей балычок… И «Белоголовки», да двойной очистки, ведь такому-то офицеру – грех без водочки!
Не успеваю я вторично открыть рот, как в моих руках оказывается увесистый, а главное, напрочь бесполезный свёрток. Учитывая совершенно бесплатную еду из вагона-ресторана.
— Три с полтиной! — деловито сообщает та, буравя меня невинным взглядом агнца.
Я, конечно, не знаток местных цен (Москва, как-никак!), но… Краем глаза замечаю, как у жандарма Болика начинает отваливаться челюсть. Тоже не местный, видимо!
— Держи, сдачи не надо! — пятирублёвка мгновенно исчезает в многочисленных складках платья.
— Хорошо откушать! — нагло кланяется та.
Чувствуя себя полным идиотом, я спешу прорваться, наконец, в освободившийся промежуток. Дорога свободна!
Кляня себя, на чём свет стоит, я начинаю гордо выхаживать по перрону, стараясь не оглядываться на сопровождение. Ещё бы, так попасть – вроде, и сам жил в девяностые, и что такое «лохотрон» отлично помню! У этих перцев сзади наверняка колики уже от смеха, животы понадрывали… Не выдержав позора, я злобно вручаю свёрток лыбящемуся Лёлику – на мол, неси. Ничего не знаю!
Пройдя вдоль поезда и несколько раз козырнув в ответ встречным солдатам (погоны и форму мне вернули по настоянию Мищенко), я вальяжно возвращаюсь было обратно, как суета возле вагона Витте привлекает внимание… Ба, да это же та самая ограбленная дама! Рёв хоть и поутих, но сигнал явно сработал – поблизости уже вырос усатый полицейский и несколько зевак – молодой мужчина в котелке, несколько гимназистов, пара сочувствующих женщин. Заинтересовавшись, я подхожу ближе.
