Вообще-то, гулять с собакой должен Макс.
Это он, а не я, надоедал родителям просьбой купить собачку — и, когда те, наконец, сдались, повозился с псом пару месяцев, наградил дурацкой кличкой и благополучно о нем забыл.
Иногда Макс вспоминает о питомце, и, проходя мимо, пинает пса ногой — но вряд ли это можно назвать заботой.
В общем, уже лет девять как спаниель Кутузов (предупреждала, что кличка дурацкая) перешел в мою собственность, как переходили другие надоевшие брату вещи. Ладно хоть не заставляли донашивать за ним одежду, и на том спасибо.
Макс с самого рождения получал все, что ни захочет. Вымогатель. Представляю, стоит такой в парадном костюмчике (в домашнем альбоме видела, особый наряд для утренников и семейных торжеств), в глаза родителям смотрит и говорит:
— Дай денег, мам!
Та, конечно, умиляется и протягивает пухлую пачку банкнот:
— Возьми, дорогой.
Затем — к отцу:
— Дай денег, пап!
— Держи, сын!
А потом вдруг:
— Пап, мам, я хочу братика!
С последней просьбой вышло недоразумение.
Просил-то он братика, а родилась я. И потом еще Нюта, но это позже.
Вот так и живем: любимый первенец, любимая младшенькая — и я, средняя дочь. Я не хочу сказать, что меня не любят или, там, держат в черном теле — нет, все нормально. Просто… Средней дочери даже в сказках ничего интересного не светит: ни принца тебе, ни феи, ни… Что там дальше по списку? А, ладно. Думать о том, чего нет и не будет — пустая трата времени. Так же, как и мечтать. Я никогда не мечтаю, я планирую. Окончить школу- университет-найти работу. Это если вкратце, так все продумано гораздо подробнее. Видите. На ближайшие годы я крайне занята.
Кутузов — чересчур уж активный для своего возраста — бодро натягивал поводок, направляясь вперед с таким деловым видом, словно это он меня выгуливал. Если вдруг я начинала отставать, он оборачивался и обеспокоенно ворчал: «У-у?». Вот и сейчас, стоило мне на секунду задуматься, а он уже у ног вертится, волнуется. Присаживаюсь на корточки — и вижу перед собой разноцветные глаза: один — золотисто-карий, второй — темный, почти черный, будто и вовсе нет его.
Я погладила пса по седеющей спине, потрепала мягкие длинные уши. Он меня больше всех любит, это я его хозяйка.
— Хороший мальчик, старый мальчик, — приговаривала я, а он все подставлял свои шерстяные бока — и вдруг неожиданно стряхнул мою руку, залаял, и, волоча за собой поводок, побежал в сторону гаражей.
Там, у гаражей, маячила фигура нашей соседки. На ее голове была лохматая грязно-белая шапка. Вторая шапка, такая же мохнатая и грязно-белая, копошилась у соседкиных ног.
— Здравствуй, Юлечка! — крикнула соседка.
— Здравствуйте.
Шапка номер два нервно затявкала.
Ага, Кутузов побежал к своей подружке. Ему по человеческим мерками никак не меньше семидесяти, а он все за дамами ухлестывает. Ловелас собачий.
Я осталась одна, даже без пса.
Совсем одна.
В фильмах, когда наступает такой момент, камера медленно отдаляется от героя, показывая его на фоне огромного безлюдного пространства.
Я не в фильме. Вокруг стояли дома, и в этих кирпичных клетках жили незнакомые мне люди. Кругом люди, люди… А я одна.
И тут я села прямо на землю и заревела.
Ну ладно, не так. Хотела бы сесть и зареветь. Разумеется, я не сделала ничего подобного. Кто же садится на землю? Земля грязная, холодная.
И потом, что бы подумала соседка.
А плакать хотелось. И чтобы меня все утешали.
И вообще, меня сегодня парень бросил.
Ну, не совсем бросил. Он что-то там мямлил — целых полчаса, наверное, и в его глазах отражалось мое недоуменное лицо. Я уже к репетитору опаздывала, поэтому спросила прямо:
— Ты что, меня бросаешь, что ли?
Тогда он кивнул.
А я… Я пошла к репетитору. У меня хороший репетитор. Два раза в неделю по два часа. Повторение пройденного, подготовка к к ЕГЭ. Плата умеренная. Химия по вторникам и биология по четвергам. Впрочем, в этом году нужно будет увеличить количество часов… Надо поговорить с ним об этом. Мне же в университет поступать. Правда, пока что не знаю, на какой факультет. Не определилась точно. Время пока есть.
Уж у кого-кого, а у меня вопроса с выбором будущей профессии возникать не должно. Вместо традиционного «Кем хочешь стать, когда вырастешь?» я всегда слышала: «Хочешь быть психологом, как мама — или сверлить зубки, как папа?». Сейчас еще прибавилось «Или, может, как брат?» (Макс чудом и блатом поступил в мед. Вылетит скоро, не иначе).
— Да, у меня все хорошо. Родители? Тоже… хорошо все у них. Брат учится. Нюта репетирует, выступление скоро.
— У нас все хорошо, — подытожила я. Но ей, на самом деле, не очень-то интересна жизнь моей семьи, и заданный вопрос — не более чем дань вежливости (довольно скудная дань). Сейчас я замолчу, и непременно вставит что-нибудь о состоянии своего желудка, или о ценах на молоко, или…
— А вот у моей Розочки что-то лишаи, — выдала она с таким видом, будто мы все это время только и говорили, что о лишаях. — Я завтра свожу ее к ветеринару. Роза, Роза, иди сюда!
Собачонка уныло заковыляла к хозяйке, боязливо косясь на ее головной убор. Так-то, Роза. Задумайся. Кто знает, может, та шапка когда-то тоже имела четыре ноги, хвост и цветочную кличку.
