Жилъ богатѣйшій купецъ, жилъ долго и пріятно. А все-же, когда пришло его время, собрался умирать. Тогда онъ призвалъ къ себѣ своихъ трехъ сыновей и сказалъ имъ:
— Вотъ я скоро умру и, пока еще въ памяти, хочу благословитъ васъ и передать вамъ свои распоряженія. У меня три дома, одинъ какъ другой, не хуже, не лучше: нарочно я ихъ такъ построилъ. А въ погребѣ моемъ три большихъ одинакихъ боченка съ золотомъ, и во всѣхъ боченкахъ по равному числу монетъ, такъ что, когда умру, вамъ нетрудно будетъ раздѣлиться. Вотъ возьмите ключи отъ погреба и ступайте, посмотрите, правду-ли я сказалъ вамъ.
Сыновья подошли родъ родительское благословеніе, потомъ спустились въ погребъ и увидѣли, что отецъ сказалъ имъ сущую правду. Тогда они вышли изъ погреба, хорошенько заперли дверь, отдали ключъ на храненіе старшему брату и вернулись къ умирающему отцу. Старый купецъ въ тотъ-же день умеръ. Сыновья распорядились пышными похоронами, роздали бѣднымъ щедрую милостыню и затѣмъ приступили къ дѣлежу. Когда они слова вошли въ погребъ, то, къ изумленію своему и ужасу, увидѣли, что вмѣсто трехъ бочонковъ всего два. Подняли они споръ, между собою.
— Подавай мнѣ мои боченокъ! — кричалъ младшій старшему:- вѣдь, у тебя былъ ключъ отъ погреба. Дѣлай, какъ знаешь, а я долженъ получить свою часть сполна…
То-же самое повторялъ и другой братъ. Старшій увѣрялъ, что онъ не входилъ въ погребъ и не знаетъ, гдѣ третій боченокъ. Но братья ему не повѣрили и наконецъ рѣшили на слѣдующій-же день отправиться судиться къ кади.
Такъ они и сдѣлали. Но всѣ трое такъ много говорили передъ кади, что тотъ ровно ничего не понялъ и отправилъ ихъ къ каймакаму, написавъ ему, что это очень богатые и важные купцы и прося его разобрать ихъ дѣло.
По дорогѣ, въ узкомъ горномъ ущельѣ, братья встрѣтились съ бѣднымъ туркомъ, который обратился къ старшему съ такими словами:
— Господинъ купецъ, я потерялъ мою лошадь, не встрѣчалъ-ли ты ее по дорогѣ?
— Нѣтъ… — отвѣтилъ старшій братъ:- никакой я лошади не видѣлъ. А она у тебя была кривая?
— Точно такъ, господинъ купецъ, кривая.
— Не видалъ я твоей лошади.
Тогда турокъ обратился съ тѣмъ-же вопросомъ ко второму брату и тотъ сказалъ- ему:
— А не хромаетъ-ли твоя лошадь на одну ногу?
— Хромаетъ, хромаетъ!.. — воскликнулъ турокъ.
— Ну, такъ я не видалъ ее.
Наконецъ, турокъ спросилъ младшаго, и этотъ сказалъ ему:
— Никакой лошади я не видѣлъ. А чѣмъ она была нагружена? уксусомъ?
— Конечно, уксусомъ! — закричалъ турокъ. — Такъ, значитъ, это вы украли мою лошадь?!
Братья засмѣялись, но турокъ не отставалъ отъ нихъ и послѣдовалъ за ними къ каймакаму.
Каймакамъ, прочтя письмо кади, принялъ трехъ братьевъ съ почетомъ и угостилъ ихъ кофе, трубками и сорбетами. Онъ повелъ съ ними пріятную бесѣду. Но вотъ является слуга и говоритъ:
— Эффенди, тамъ какой-то человѣкъ спрашиваетъ твою милость.
Каймакамъ вышелъ и увидѣлъ бѣднаго турка.
— Чего тебѣ отъ меня надо?
— Эффенди, — сказалъ тотъ, земно ему кланяясь:- три человѣка, которыхъ твоя милость угощаетъ, украли мою лошадь.
— Какъ тебѣ не стыдно такъ лгать? — крикнулъ каймакамъ, — Станутъ такіе богатые и важные люди красть твою лошадь!
— Эффенди! — отвѣчалъ турокъ:- я ихъ встрѣтилъ на дорогѣ, спросилъ ихъ, не видали-ли мою лошадь? Они отвѣтили, что не видали, а между тѣмъ сказали мнѣ въ точности всѣ ея примѣты, какъ-же такое можетъ статься?
Каймакамъ былъ въ затрудненіи. Онъ вернулся къ тремъ братьямъ и передалъ имъ слова турка.
— Все, что онъ говоритъ, правда, — сказали братья:- но только лошади его мы все-же не видали.
— Какимъ-же образомъ можете вы знать, ея примѣты?
Тогда старшій сказалъ:
— Я замѣтилъ, что трава по дорогѣ была ощипана только съ одной стороны и поэтому заключилъ, что лошадь кривая.
Второй братъ сказалъ:
— А я замѣтилъ по слѣду копытъ, что она хромаетъ.
Третій братъ сказалъ:
— По дорогѣ пахло уксусомъ и поэтому я догадался, чѣмъ была нагружена лошадь.
Каймакамъ былъ поражонъ ихъ смѣтливостью и подумалъ: «А вѣдь они похитрѣе меня, какъ-же я разберу ихъ дѣло?.. А, впрочемъ, попробую». Одъ угостилъ ихъ обильнымъ обѣдомъ, а на ночь положилъ спать въ комнатѣ, гдѣ одна изъ стѣнъ только на видъ казалась стѣною, а въ дѣйствительности была картонной перегородкой. За эту перегородку каймакамъ пробрался тихонько, сидѣлъ не шевелясь, и слушалъ. Когда братья раздѣлись и улеглись, то начали переговариваться между собою:
— Ягненокъ, котораго мы ѣли сегодня за обѣдомъ, былъ необыкновенно вкусенъ! — сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Да, — отвѣтилъ другой:- онъ такъ вкусенъ потому, что ворованный. А замѣтили-ли вы, какъ виноградъ былъ соченъ?
— Какъ-же не замѣтить!
— Онъ оттого былъ такъ соченъ, что лоза выросла изъ земли, гдѣ зарыто тѣло человѣка.
Каймакамъ все сидѣлъ и слушалъ. Но братья замолчали и заснули. Рано утромъ, когда они еще спали, каймакамъ отправился въ овчарню и сказалъ пастуху:
— Что это былъ за ягненокъ, котораго ты прислалъ мнѣ вчера къ моему столу.
— Эффенди, это обыкновенный ягненокъ, такой-же какъ и другіе.
— Совсѣмъ нѣтъ, я такого нѣжнаго мяса еще никогда не ѣдалъ.
— Такъ это вотъ отчего, — сказалъ пастухъ;- ягненокъ этотъ неизвѣстно откуда явился и замѣшался въ стадо. Никто его не спрашивалъ, такъ онъ и остался. Не имѣя матери, онъ кормился то отъ одной овцы, то отъ другой и оттого вышелъ жирнѣе всѣхъ ягнятъ. А такъ какъ ваша милость потребовала хорошаго ягненка, то я именно его выбралъ.
