В мае 1996 года, в период самого теплого весеннего месяца, жителю города Томска Борисову Виктору Павловичу исполнилось восемнадцать лет. Он едва успел сдать государственные экзамены и получить аттестат, как его тут же призвали на срочную военную службу.
Молодой юноша, он был совершенно без вредных привычек, занимался спортом и имел крепкое, коренастое тело; однако, вопреки столь внушительным признакам, парень выделялся совсем невысоким ростом, едва ли достигавшим ста шестидесяти двух сантиметров; такие отличительные черты, безусловно, сказались на выборе его служебного назначения, в результате чего он и был определен в Тихоокеанский военно-морской флот — прямиком на подводную лодку.
Время, проведенное в учебном центре, пролетело сравнительно быстро, и вот пришла пора для действительной службы; молодой человек попал в довольно дружный и сплоченный коллектив, где его и товарищей приняли вполне радушно, как-то́ говорится, будто бы как своих. Четко выполняя свои обязанности, Виктор заслужил уважение среди сослуживцев и своих непосредственных командиров. Так, можно сказать, размеренно и проходила его воинская повинность, пока однажды…
Как происходит во все времена, неожиданно вдруг выяснилось, что атомная подводная лодка, на которой нес свою службу матрос Борисов, оказалась довольно старой и давно уже подлежала списанию. Однако командование — на свой страх и риск! — продолжало выпускать ее в море; создаваемые же комиссии, направленные на проверку общей пригодности, «скрепя сердце» ставили свои подписи в актах, дающих этой уже по истине груде металлолома дальнейшую жизнь, и отправляли в заведомо опасное плавание (время было тяжелое, и заменить боевую подлодку, соответственно, было нечем). Так она и плавала, создавая угрозу своему экипажу и, собственно, всему, что ее окружало.
Итак, в первых числах августа 1997 года, будучи в очередном рейсе, подводники остановились на боевое дежурство неподалеку от берегов островного Японского государства. Словно бы подверженная какому-то злому року, внезапно система охлаждения ядерного реактора дала очень существенный сбой: прогнившие трубы, не выдержав давления, лопнули и, теряя хладагент, стали стремительно разбрызгивать его по отсеку. Заделать их никак не получалось: железо было настолько тонким, что, при попытках его хоть как-нибудь залатать, оно, напротив, разрывалось еще только больше.
Температура внутри атомного двигателя катастрофически поднималась, провоцируя необратимые процессы, которые со временем неизбежно привели бы к реакции, сопровождавшейся ядерным взрывом. Понимая, что самостоятельно спасти положение не получиться, капитан передал «на берег» радиограмму о произошедшем с экипажем самом, какое только может случиться, жутком несчастии.
Командование, едва лишь узнало суть всей проблемы, перестало поддерживать связь, оставив жизни моряков на произвол жестокой судьбы и собственное спасение. Наши прославленные подводники не могли даже предположить, что их так предательски оставят без помощи, и, когда уже стало понятно, что взрыв реактора неизбежен, вся команда вышла наверх, ожидая, что за ними вот-вот прибудут спасатели, и только командир корабля, остававшийся у себя в каюте, отлично знал существовавшие на флоте инструкции, однозначно гласящие, что «обнаруженная на чужой территории, субмарина оказывается вне всяких законов», а это в свою очередь означает только одно — она (причем исключительно по личной инициативе команды!) самовольно зашла в территориальные воды чужого, сопредельного государства, а значит, за ее последующие действия никто из «властьпридержащих» уже не несет никакой ответственности; страна же от нее просто-напросто отказывалась, предоставляя подводникам возможность самим выпутываться из создавшейся вокруг них губительной ситуации.
Через несколько минут находившиеся на верхней палубе моряки увидели, как в их сторону летят три самолета; но вместе с тем это была отнюдь не подмога… японские власти, перехватив радиограмму и установив для себя, что возле их берегов возможен ядерный взрыв (при этом, конечно же, они отлично помнили Хиросиму и Нагасаки), незамедлительно выслали свои боевые летательные аппараты, чтобы предусмотрительно — от греха подальше! — уничтожить эту крайне опасную и гнилую «посудину». Как нетрудно догадаться, судьбы людей их совершенно не беспокоили, поскольку подлодка была военной, да еще и считалась вражеской, неправомерно вторгшейся в иностранное государство; министр обороны Японии, отдававший тогда приказ, сказал только одно: «На войне, как на войне».
— Это бомбардировщики! — вдруг воскликнул в страхе Борисов, как никто другой обладавший отличнейшим зрением. — Вряд ли они вознамерятся нас спасать? — И окончательно утвердившись в этой недвусмысленной мысли, спрыгнул с борта подводной лодки в океанскую воду и решительными гребками стал стремительно удаляться от «приговоренной к неминуемой ликвидации» субмарины.
Остальные члены экипажа не верили в такое коварство и спокойно ожидали приближения летящих объектов, искренне надеясь, что это посланная за ними спасательная команда. Однако все стало очевидным, когда от крыльев самолетов отделились самонаводящиеся ракеты — и вот именно тогда, все стали прыгать в море, но было уже достаточно поздно. Через секунды прогремело шесть оглушительных взрывов, и подбитая подлодка стала опускаться на морское дно, предоставив реактору охлаждаться самым каким ни на есть естественным остужающим «реактивом».
