«Глобал Индастриз» — первая в Италии промышленная фабрика, отличающаяся за пятьдесят лет существования безупречной репутацией. Многолетней историей труда и упорства, в которой все настолько притворно жалко изложено, что у Ральфа Саймона Вуда сжимаются кулаки, стоит каждый раз слышать, сколько сил вложено в создании крупного завода, а ныне — целого комплекса различных фабрик и магазинов. Сейчас, стоя возле мраморной колонны в холле пятизвездочного отеля «Рокаццо», он с ненавистью впитывал каждое слово, вырывающееся с лживого рта полного седоволосого старичка в дорогом деловом костюме от Версаче, подчеркивающим его лишний вес и дряблость. В свои пятьдесят пять лет Джованни Сальери выглядел староватым вечно угрюмом мужчиной, привыкшим решать одним телефонным звонком нужным людям, а конфликты устранять бездушным единственным взглядом. Ральф прекрасно помнил эти холодные голубые глаза. Такие ледяные. Не могли принадлежать человеку, имеющему сердце и состоящему из крови и плоти. Джованни Сальери — монстр, по глупости природы сотворенный в человеческом обличии. Еще двадцать три года назад, когда отец знакомил нового партнера со своей семьей, семилетний Ральф не решался пожать протянутую ему высокомерным бизнесменом, нахально обводящим его мать и старшую сестру бесчувственным взором, в котором не было ни капли почтения. Нуль эмоций. Сохраняя такое же равнодушное и отстраненное выражение, Джованни Сальери сломал их жизнь.
— Сегодня, действительно, очень важный день для всех нас, — хриплый уверенный голос вывел Ральфа из размышлений, и он снова посмотрел на окруженного снабженными фотоаппаратами, видеокамерами журналистов, которых всячески пытались удерживать на расстоянии личные телохранители миллиардера. Множество людей, принадлежавших как и к высшему итальянскому обществу, так и низкого сословия, что слегка удивило Ральфа, знавшего об отношении своего давнего врага к тем, кто ниже его по рангу, доверчиво слушали фальшиво красивые речи синьора Сальери.
— Как вы все знаете, ровно пятьдесят лет назад, полвека, здесь был заложен фундамент того, что мы имеем сейчас, моим покойным, да упокоит Господь его душу, отцом, — продолжал говорить в микрофон Джованни. — Я управляю тем, что создал мой безвременно ушедший родитель так же ровно двадцать пять лет, и за это время количество трех фабрик было увеличено в тридцать. Тысяча гектаров земли, что имели мы раньше для виноделия и аграрного производства, так же взросло до числа пятнадцати тысяч, поэтому я могу быть спокоен, что не только продолжил семейное дело, но и приумножил.
Земля, которой он так гордится и бесстыдно рассказывает, не была честным путем получена. Отобрана. Присвоена. Заполучена ценой крови и трех смертей. Миллиарды, сделавшие его таким властным и непоколебимым, заработаны слезами и проклятьями тех, кого уже нет в живых. А тот, кто по воле случая остался на этом бренном мире, никогда не перестанет посылать ко всем чертям Джованни Сальери.
— Синьор Сальери, правда ли, что вы собираетесь начать строительство новой фабрики в Пьемонте? — раздался писклявый окрик одного из худощавых журналистов, похоже, желающего первым взять интервью у виновника сего торжества. Интересно, вкладывая в празднование «золотой годовщины» компании миллионы евро и специально разговаривая на чисто английском языке, дабы подчеркнуть именно международный уровень события, почему он не удосужился сделать вход закрытым? Тогда бы Ральфу пришлось немного, совсем чуток, поразмыслить, как попасть на этот прием, только вот Джованни облегчил участь для многих, оставив этот момент без внимания. Лишь усилил охрану при входе.
— Я… — начал Джованни, как внезапно к нему пробился один из охранников, что — то взволнованно сообщая на ухо. И впервые Ральф получил возможность наблюдать, как медленно, но верно слетает маска успешного и непоколебимого бизнесмена. Голубые глаза, всегда непроницательные и не отражающие ничего, кроме их глубокого безразличного тона, расширились. Впервые, черт побери! Что же могло такое случиться, что тот, кто привык притворяться и не терять самообладание, внезапно отшвырнул микрофон в сторону, и без объяснений удалился? Неужели кто — то из его притихших конкурентов пришел в действие и нанес неожиданный удар? От последней мысли Ральф скривился в недовольной усмешке. Нет, так не должно быть. Не по его плану. Именно он, вынашивая долгие годы жесткий план мести, обязан разгромить Джованни Сальери. Больше никто, черт побери, не имеет права наслаждаться крушением великого магната.
Сальери. Не падает на колени. Не позволяет осквернить себя. Оскорбить. Сделать больно. Уничтожит всех ради своей семьи — порвет в клочья и не оставит ничего от врага. И все ради себя. Имени. Чести. И еще кого — то, кто для него дороже всего. Его дочь.
— А что случилось? — будто невзначай поинтересовался Ральф у затормозившего возле него молодого парнишки, лет двадцати, до смерти испуганного и бледного. Похоже, он только — только устроился работать охранником Сальери, раз быстро выболтал, даже не додумавшись, что есть информация, которой следует оставаться недоступным, тем более чужакам.
